Житель москвы уехал в сша: Айтишник выиграл грин-карту и рассказал о переезде в США — 3 февраля 2023

Разное
Комментарии

Айтишник выиграл грин-карту и рассказал о переезде в США — 3 февраля 2023

Переезд занял больше года

Поделиться

Красноярец Алексей (имя изменено. — Прим. ред.) вместе с другом решил поучаствовать в лотерее, призом в которой была американская грин-карта. Молодой человек рассказал нашим коллегам из NGS24.RU, как посетил три страны, пытаясь получить визу, а также о плюсах и минусах жизни в одном из самых крупных городов США.

Еще во время учебы в университете Алексей вместе с другом хотел отправиться в путешествие, посмотреть мир. Тогда товарищ предложил сыграть в лотерею, испытать удачу. С правилами парни не были знакомы, поэтому перед подачей заявления пришлось самостоятельно гуглить и разбираться.

— Там не очень всё сложно. По-моему, с сентября по октябрь проводится эта лотерея. Заходишь на сайт Госдепартамента США, заполняешь там анкету, минут 5–10 на это уходит. Рассказываешь, где родился и вырос, национальность. Раньше было главное, чтобы был загранпаспорт, но сейчас он уже не нужен, насколько я знаю, потому что много беженцев по всему миру. И вроде отменили наличие загранников даже для жителей РФ. А когда я подавал, нужны были паспорт и фото специального формата на грин-карту, — рассказал Алексей.

Грин-карта дает почти такие же права, как и у гражданина

Поделиться

Грин-карта позволяет ее обладателю пользоваться всеми правами гражданина США, кроме прав баллотироваться и голосовать. Она дается на 10 лет, но через 5 лет можно уже получить американский паспорт.

Результаты приходят через полгода, в мае. Выиграть грин-карту с первого раза парням не удалось, тогда они решили попробовать еще. Вторая попытка, в 2021 году, совпала с окончанием университета, поэтому все силы были брошены на написание диплома. Только в июне, через месяц после оглашения результатов друг Леши напомнил о лотерее.

— Это было в день предзащиты диплома, мы сидели в столовой, друг написал, чтобы я проверил результаты, он тогда не выиграл. Захожу на сайт и вижу, что я выиграл. И день такой тяжелый был, что я только дома понял: «Ни фига, в Америку можно поехать. Отлично!»

Однако выигрыш в лотерею — это только первый шаг на пути к переезду в Штаты. Алексей рассказывает, что сперва необходимо было заполнить форму, рассказывая обо всей своей жизни за последние 10 лет: где учился, кем работают родители и так далее. Чем быстрее заполнишь документ, тем быстрее сможешь попасть на собеседование в посольство, где сотрудники еще и могут отказать в визе.

— Я боялся, что изначально анкету неправильно заполнил, потому что у тебя нет шансов ее просмотреть. Советую тем, кто заполняет анкету на грин-карту, сделать скриншот, чтобы потом быть уверенным, что номер паспорта, например, не перепутал. А еще в Америке даты и месяц местами повернуты, — говорит Алексей.

Россияне получали американские визы в Польше

Поделиться

Вся бумажная волокита была закончена в ноябре, после предстояло пройти собеседование в посольстве. В 2021 году россиян принимали в Варшаве. Ситуацию осложняли ковид и большое скопление людей: в Польше визы выдавали россиянам, белорусам и, само собой, полякам. Алексею был выдан 4000-й номер, и очередь его подходила только в мае 2022 года.

До собеседования предстояло пройти медицинское обследование, которое включает анализы на туберкулез и ВИЧ. Анализы можно сдать в специализированной клинике примерно за 300 долларов. Россиянам удобней это сделать в Москве, Минске или Кракове. Алексей решил проходить осмотр в Москве, чтобы лишний раз не летать в Европу, в которой после начала СВО к тому же перестали работать российские банковские карты.

Результаты были готовы уже на следующий день, и молодому человеку выдали все необходимые справки, которые нужно предоставить на границе.


Прежде чем попасть в Америку, надо было попасть в Европу

Поделиться

Переезд в Америку — большое приключение и путешествие. Прежде чем получить визу в США, Алексею пришлось оформлять «шенген», чтобы попасть в Польшу на собеседование. Самым простым вариантом въехать в Европу было получение шенгенской визы через итальянское посольство.

— Я обратился в агентство в Красноярске, потому что я вообще в этом не соображаю. Решил, что лучше 150 $ заплачу, чтобы они всё красиво сделали. Мне назначили собеседование в консульстве в Новосибирске, всё хорошо прошло. Оплатил консульский сбор, он там около 50 €. Через две недели мне по почте отправили паспорт с визой. Изначально ты не знаешь, одобрили тебе или нет. А мне дали мультивизу на полгода. Хотя до этого я ни разу в Европе не был. Итальянцы, много раз вам спасибо, — рассказывает Алексей.

За одну поездку Алексей посмотрел три страны

Поделиться

Маршрут был не самый простой: на самолете до Москвы и от Москвы до Минска, из Минска на автобусе до Вильнюса, из Вильнюса до Варшавы тоже на автобусе. В столицу Белоруссии Алексей добрался без проблем, там он провел ночь, а на следующее утро был запланирован автобус до Вильнюса.

— Мы подъехали к границе Белоруссии с Литвой. Кто-то говорил, что они там по шесть-восемь часов стояли, но мне повезло. Провел в Вильнюсе несколько часов на вокзале и затем пересел на следующий автобус. Познакомился с людьми, ехали преимущественно украинцы. Они общались между собой кто по-русски, кто по-украински. Мне за эту поездку никто вообще ничего не сказал плохого, учитывая, что я со многими общался, — говорит Алексей.

В Польше по российскому паспорту Алексей спокойно заселился в отель. Собеседование было назначено на следующий день.

— Там охрана военная, огромная очередь, разные паспорта видишь, в основном украинские, российские, американские. Ты выключаешь телефон, сдаешь его, они тебя сканируют под рамочкой. Дают номерок, типа как в Сбербанке. Отдаешь документы, и тебе предлагают переводчика, если необходимо. После нужно оплатить консульский сбор — 330 $. И ждешь, пока тебя вызовут. И вот я, придя в 09:00, только в 14:00 освободился. Видел, как людям отказывают, хотя при мне немногим русским отказывали. Вообще, никакого отношения плохого не было ни от поляков, ни от американцев. Я уже не помню, честно говоря, какие мне вопросы задавали, но уточняли девичью фамилию мамы, кем работаю, — рассказывает Алексей.

Алексей выбрал Нью-Йорк для жизни

Поделиться

Получив визу, Алексей вернулся в Красноярск, чтобы собраться перед переездом. Однако вновь возникла проблема: из-за заблокированных карт невозможно было купить билеты, но и здесь красноярец нашел выход.

— Братья-сербы наши продавали билеты. Там нельзя было оплатить на сайте, но они тебе дают ссылку и оформляют это как будто за кеш. Короче, всё нормально. Я купил билет Москва — Белград — Нью-Йорк. В Белграде пришлось пройти дополнительный контроль, выставленный специально для улетающих в Америку, — говорит Алексей.

Бруклинский мост

Поделиться

В Нью-Йорке предстояло снова пройти пограничный контроль, люди с паспортами быстро проходили через отдельную очередь, Алексею же пришлось провести несколько часов в аэропорту. Во время прохождения таможни пограничники проверили все ранее полученные документы и без проблем впустили парня в страну.

Сперва молодому красноярцу очень хотелось домой

Поделиться

Пройдя все стадии контроля, Алексей наконец оказался в Америке. Но парень признается, что эйфории при этом не испытал.

— Честно говоря, думал, Америка — это круто, но как только вышел из аэропорта на улицу, мне резко захотелось домой. Я думал: улечу прямо сейчас. Короче, грустно было, джетлаг и стресс. Неделю где-то было ощущение, что скоро билеты куплю и полечу обратно. Но потом, когда в России мобилизация началась, всё прошло, — рассказывает красноярец.


В Нью-Йорке тяжело снять жилье

Поделиться

Уже полгода Алексей живет в Нью-Йорке, в Южном Бруклине, возле эмигрантского района Брайтон-Бич. Алексей признается, что выбрал это место для жизни на первое время, пока нет своей машины, из-за развитого общественного транспорта.

— Тут знакомые есть, и машина не нужна. В любом другом городе у них практически нет общественного транспорта, нет метро, автобусы ходят как хотят. Когда ты приезжаешь в Техас, во Флориду, тебе сразу нужна машина, без нее никак, просто никак, — уже успел понять Алексей.

В Нью-Йорке, как и во всех больших городах, тяжело снять жилье. Сейчас парень снимает комнату в квартире.

— Комнаты тогда стоили где-то 600 $ в месяц. Это именно комната, не квартира, не студия. С общим туалетом, ванной и кухней. Сейчас они стоят уже 1000 $, потому что приехало много украинцев, очень много. Им визу дают легко, и они едут: кто-то — в Европу, кто-то — сюда, — рассказывает Алексей.

Алексей работает айтишником, он говорит, что с его зарплатой в Нью-Йорке тяжело прожить

Поделиться

Первым делом Алексей оформил проездную и кредитную карты, подал документы на получение водительских прав.

— В России считается, что кредитная карта — это не очень хорошая штука, что типа ты в долгах. А тут только так всё работает. Кредитка дает понять людям, что ты надежный человек, ты платишь. Кредитка нужна прям 100%. Сдал на права где-то в сентябре, вообще легко, ничего сложного, никто не грузит, — говорит молодой человек.

На Таймс-сквер грязно, много народу и воняет

Поделиться

Первые впечатления от Нью-Йорка у Алексея весьма неоднозначны. В первые недели он побывал на знаменитой площади Таймс-сквер и увидел, что яркая киношная картинка не вполне соответствует действительности — на площади воняет, валяется мусор, а на обочинах спят бездомные. Из-за большого скопления туристов местные пытаются продать здесь ненужные мелочи.

Монумент жертвам 11 сентября

Поделиться

— Первые месяцы было прикольно ходить, что-то изучать. Особенно Центральный парк, статую Свободы, Мемориал 9.11. Но потом начинает тошнить от мусора. Тут не так чисто, как у нас, нет скамеек, урн нет. Я иду, как истинный красноярец, с мусором в карманах. Просто ждешь, когда появится какая-нибудь урна. Нью-Йорк мне не очень нравится: в Бруклине поспокойнее, но Манхэттен — это ужас, — считает Алексей.

В городе много туристов

Поделиться

Сам город большой и шумный, люди вечно спешат по своим делам. И оценивать по Нью-Йорку всю Америку не стоит, убежден Алексей.

— Нью-Йорк и Америка — это как Москва и Россия. Я был в штате Пенсильвания, был в штате Нью-Джерси. Вот там чилловая Америка, там нет огромных домов, там частные дома стоят. Были у друга-американца, он просто пьет пиво возле бассейна, ему вообще плевать на всё. Но там без машины ноль шансов выжить, поэтому русские в основном едут в Майами и Лос-Анджелес, — рассказывает Алексей.

Сейчас Алексей работает айтишником, и с его зарплатой в Нью-Йорке тяжело прожить. Позже он планирует переехать в другой штат — Пенсильванию или Техас. Но для этого сначала нужно купить авто.

— Вообще мало зарабатываю. Хватает на жизнь, но копить не получается. Средний заработок американца — три-пять тысяч долларов, у меня, наверное, раза в два меньше, около полутора-двух выходит.

Вид на ночной Манхэттен

Поделиться

Алексей говорит, что за полгода не столкнулся с предвзятым отношением из-за того, что он россиянин. Красноярец живет в одном доме с девушкой с Украины, и в первый же день они наладили контакт:

— Про спецоперацию мы говорим иногда, обсуждаем что-нибудь, но несильно. Украинцы, с которыми я общался, все адекватные, я не встречал еще агрессивно ко мне настроенных. И американцы всегда добряки такие.

NGS24.RU уже рассказывал о переехавших жить в Сербию, Грузию, Казахстан, Марокко, Узбекистан.

«Попросить убежище? Но от чего?» Как живут россияне, которые уехали в США по туристической или студенческой визе — и решили остаться — Meduza

В 2016 году 3 529 россиян получили иммиграционные визы в США. Неиммиграционных виз — туристических, студенческих, рабочих — было выдано в 38 раз больше: их получили 136 665 россиян. Каждый год некоторые из получателей таких виз, отправившись в США, решают не возвращаться. «Медуза» нашла и расспросила нескольких человек о том, как им живется и о том, как они легализуют свой статус и обустраиваются.

Александр Смирнов

продавец

из личного архива Александра Смирнова

Моя жизнь в России меня устраивала — до того момента, как я совершил каминг-аут. Мне стали угрожать в соцсетях и по телефону, расписывали мой подъезд. Я мог прийти домой и увидеть надпись у своей квартиры: «Здесь живет пидор». Меня попросили уволиться из пресс-службы заместителя мэра Москвы по градостроительной политике и строительству. Начальница надавила на мое чувство ответственности: сказала, что если ее босс узнает о моей ориентации и публичном ее раскрытии, уволиться придется всем. Я думаю, этого бы не случилось, но тогда написал заявление об уходе по собственному желанию. Конечно, мне было некомфортно, но когда живешь так ежедневно, воспринимаешь это как часть реальности.

А потом умерла моя бабушка в Благовещенске и оставила мне маленькую двушку-хрущевку. Когда мама рассказала мне об этом, я в течение суток принял решение, что я ее продам и уеду в США — там уже жили мои друзья. Для меня, 40-летнего человека, не знавшего ни одного языка, кроме русского, важны были люди, которые помогут на первых порах с адаптацией, и деньги — без них переезд бы стал авантюрой, на которую я бы в этом возрасте не решился.

Туристические визы мы делали вместе с мамой — я уже понимал, что никогда не вернусь, поэтому мне было важно, чтобы она могла прилетать ко мне. На интервью в консульстве у меня не спрашивали об иммиграционных намерениях, но я знал, что буду просить убежище. Так делают многие беженцы — въезжают в страну как туристы, и в течение следующего года пытаются изменить статус.

Я снял студию в русскоязычной части Бруклина, стал учить язык и изучать город: мы с мамой ходили на бродвейские мюзиклы, отметили мой и ее дни рождения, просто гуляли. Меня поразило, что нам постоянно попадались вежливые люди. Я не видел на улицах пьяных — не возле баров, а просто идущих по тротуару. В Благовещенске таких было в избытке. Да, в метро было грязнее, чем в Москве, но положительных моментов было больше — мне нравился Нью-Йорк, и я с большим удовольствием его изучал. 

Когда мама вернулась в Россию, я легко нашел бесплатных адвокатов: в США юридические компании берут на себя обязательства по помощи людям, у которых нет средств оплатить услуги юриста. Мне помогли подготовить и перевести пакет документов — доказательства того, что моей жизни на родине действительно угрожала опасность. Такие бумаги помогают убедить иммиграционного офицера предоставить убежище, и они у меня были — справка о задержании из полицейского участка, куда я попал после акции протеста по отстаиванию прав геев в России, заметки и интервью в СМИ. С представителями этой фирмы я встречался около 10 раз, за это время мы успели обсудить все: от моих детских лет до последних дней пребывания в России. Адвокаты не любят делать прогнозы, но сказали, что шансы получить убежище, а затем и грин-карту у меня высокие. Дело было готово спустя год, мы подали документы в 2015 году, и с тех пор я жду интервью. Это нормально — здесь очень большая очередь тех, кто хочет получить политическое убежище. По прогнозам, к иммиграционному офицеру я попаду в декабре 2017 или январе 2018 года.

Разрешение на работу мне дали через девять месяцев после подачи заявления. Деньги у меня к этому моменту уже заканчивались, и я устроился работать в магазин — сортировал орехи. Мне платили девять долларов в час, если я работал 40 часов в неделю. Если работал сверхурочно — за каждый «лишний» час платили в полтора раза больше. Это очень небольшие для Нью-Йорка деньги, но моя зарплата сортировщика орехов все равно была выше зарплаты работника пресс-службы в Москве.

На следующей работе я продавал рыбу: принимал товар, чистил карпов и окуней. На нынешней — продаю салаты. Магазин, в котором я работаю, находится недалеко от Манхэттен-бич, большинство покупателей — русскоговорящие, но 15-20% — американцы. С ними я общаюсь по-английски, на это моего языка хватает, но не более. Сейчас я жалею, что, приехав в США, не занялся обучением плотнее, но объясняю это тем, что мне нужно было время, чтобы восстановиться эмоционально. В январе собираюсь вернуться на языковые курсы, пока что на это не хватает времени — работаю по 55-57 часов в неделю. Физически я устаю, конечно, зато морально — отдыхаю. Это лучший коллектив за всю мою богатую трудовую биографию. У нас работают ребята из Украины, Таджикистана, Узбекистана, мы все говорим по-русски, нам нравится общаться друг с другом. Еще один важный для меня момент: я больше не вру. Я не рассказываю всем подряд о своей ориентации, но и не скрываю ее. Если меня спрашивают, честно отвечаю, что гей, а не выдумываю нелепые истории про любимую девушку, развод или несчастную любовь.

Я мечтаю хорошо выучить язык, получить грин-карту и пойти в колледж. Мне кажется, я смогу заниматься социальной работой. А сейчас рад делать то, что делаю: в этом году ко мне на четыре месяца приезжала погостить мама, и я смог оплатить ей билеты и показать лучшие Бродвейские постановки. Когда сидишь в первом ряду, и видишь, как главный герой смотрит маме прямо в глаза — ты гордишься. Потому что ты всего лишь какой-то продавец в каком-то магазине, но ты можешь, не жертвуя ничем, просто жить и радовать маму.

Яна Петрова

операционный директор в строительной компании

Имя героини изменено по ее просьбе

Я работала в крупном издательском доме в Петербурге, была директором по распространению. Я даже не думала что-то менять, в Нью-Йорке оказалась случайно — в гостях у одноклассницы. А там на вечеринке познакомилась с Эваном. Следующие два года мы встречались в Нью-Йорке, где он знакомил меня с родителями, я была у него дома в Колорадо. Эван и Америка нравились мне все больше: я видела, как живут здесь люди, видела, что для тех, кто хорошо работает, покупка своего дома, например, не является заоблачной мечтой — можно взять ипотечный кредит под 3% годовых. А я всегда хотела дом. Поэтому когда Эван предложил переехать к нему, я сразу согласилась. К тому же, я — дочь военного, в детстве мы много переезжали.

Уже в Колорадо мы поженились и собрали необходимый пакет документов для превращения меня из туристки в жену: телефонные разговоры, показания общих друзей и родителей, подтверждающие наши отношения. Пока я ждала разрешения на работу — его в США дают чуть раньше, чем грин-карту, чтобы кандидат мог платить налоги — отношения с мужем стали портиться. Я сходила с ума от безделья — бесконечно наводила чистоту в доме, готовила, даже посадила помидоры и картошку в огороде с видом на Скалистые горы. Мужа раздражала моя активность: у американцев другая ментальность, они более расслабленные — например, на то, чтобы сделать две стирки, закупить продукты на неделю и убрать дом, муж отводил себе три дня, а я справлялась за день. Ему было неловко за то, что он лежит на диване, пока я занимаюсь хозяйством, а так как я еще плохо знала язык, детально обсудить все разногласия мы не могли. Потом он ввязался в финансовую авантюру, потерял работу и деньги. На почве финансовых проблем у Эвана случился нервный срыв — в один из дней он сказал, что расправится со всеми, кто лишил его работы и денег, а потом застрелится сам.

Я сбежала из Колорадо в Нью-Йорк — было страшно проверять, осуществит муж задуманное или нет. Английский я знала уже хорошо, грин-карту мне к тому моменту уже дали, в Нью-Йорке приютили друзья, и я стала рассылать резюме: от Conde Nast до маленьких магазинов. Мне было все равно, где работать управляющим: нужно было снимать квартиру и оплачивать счета. В итоге меня взяли на должность заместителя администратора в коворкинг WeWork — я отвечала за то, чтобы все 540 человек, арендующие у нас места и офисы, были довольны. Через полгода стала управляющим, а еще через месяц — ушла в строительную компанию, которая занимается производством и установкой воздуховодов в небоскребы. У меня не было инженерного образования, зато я закончила физико-математическую школу, поэтому в чертежах разобралась легко.

Через два с половиной года я из ассистента доросла до операционного директора. Я управляю производством: занимаюсь согласованием чертежей, закупками, логистикой и коммуникацией с рабочими на объекте. Под моим началом работает 20 человек, а мой начальник в переговорах с новыми клиентами использует меня как вау-фактор — в строительстве до сих пор работает мало женщин. Однажды мы закупили запчасти для нашего оборудования, и, когда нам его привезли, на огромной обернутой в пленку палете был розовый стикер: название фирмы и слоган — «Компания, управляемая женщинами». Я пока не знаю, как к этому относиться: с одной стороны, мы действительно молодцы, с другой — если я успешно управляюсь с бизнесом, зачем дополнительно анонсировать то, что я женщина?

Я так же, как и мужчины, встаю в 5:30, а в 7:00 — уже работаю. Соотношение зарплат у нас разное: там, где женщина получает 92 цента, мужчина получает сто, но мой уровень жизни сейчас меня устраивает — он гораздо выше, чем тот, который был у меня в России. Мне 42 года, я эмигрант, у меня акцент, а еще я не замужем и у меня нет детей — но за шесть лет в Нью-Йорке никто не заставил меня почувствовать себя неловко по этому поводу. Отчасти дело в самом городе — здесь все откуда-то приехали.

А вот мой папа-военный все эти годы считал, что мне нужно вернуться в Россию. Он звонил и стучал кулаком по столу, считая, что, раз личная жизнь не задалась, делать мне в Америке нечего. Поверил в то, что я, кажется, не бедствую, только после того, как я прислала ему фотографию 70-этажного жилого дома у Бруклинского моста. Написала: «Видишь? Это здание строит твоя дочь». Я знаю, он гордится мной — хотя время от времени и ворчит на тему, чего мне в Петербурге не сиделось.

Алена Шарандак

визажистка

из личного архива Алены Шарандак

Все толстые, едят гамбургеры, запивают их кока-колой и плохо шутят — примерно так я представляла себе Америку лет до двадцати. А потом уехала учиться в Китай и там узнала о программе Work and travel. Подумала — почему бы и нет? Я толком нигде не была, почему бы не съездить еще в одну страну. Так я попала в Оушен-сити, штат Мэриленд. Маленький городок с пляжем и длинной улицей с барами меня не впечатлил: делать было совершенно нечего. Я проработала там поваром три месяца, скопила немного денег и перед возвращением в Россию подарила себе неделю в Нью-Йорке. Он меня потряс! По дороге в [аэропорт] JFK я решила, что обязательно сюда вернусь, и в России взялась за дело: в августе 2011 выбрала школу по изучению английского и подала документы на студенческую визу, а в октябре — уже переехала. Поначалу было страшно: я никого не знала. Потом подружилась с двумя девушками, мы вместе сняли квартиру в конце Брайтон-бич, на Шипшед Бэй — адаптироваться стало легче.

Деньги заканчивались, поэтому я перевелась в более дешевую школу английского — такую, в которой можно было появляться пару раз в неделю для галочки — и устроилась хостес в ресторан на Манхэттене. Это было не совсем законно — если ты студент, должен учиться, а работать не имеешь права. Но я схитрила — использовала номер социального страхования, который мне дали, когда я работала в Мэриленде по программе Work and travel (выдается всем студентам, приезжающим в США по этой программе, чтобы они могли платить налоги — прим. «Медузы»). Владельцы ресторана тоже схитрили — зная, что за нелегального работника их могут серьезно оштрафовать, они платили мне 300 долларов в неделю. Для Нью-Йорка это копейки.

Помню, как смотрела на людей, покупающих в Starbucks латте за 4 доллара, и не понимала, как можно выбрасывать такие деньги. Через 7 месяцев меня мягко попросили — сказали, что дольше работать с нелегалом не смогут. Я перешла в ирландский паб, где столкнулась с харрасментом — ко мне приставал пожилой босс-ирландец, а когда я отказывала, мстил: было уже лето, и он мог заставить меня стоять на улице, под солнцем весь день, без тени. Следующие работодатели — владельцы шашлычной в Квинсе — мне просто не платили: я получала только чаевые. Соответственно, если клиентов не было или никто не оставлял на чай, я, проведя на работе с 11 утра до 12 ночи, не получала ничего. Мои работодатели знали, что деваться мне некуда — собственно, у них работали только такие как я: то есть те, кому легально работать было нельзя.

Так прошло два года. Я меняла работы, понимала, что мне нужна грин-карта, но не знала, как ее получить. Попросить убежище? Но от чего? В России у меня все было хорошо, а врать и наговаривать не хотелось. Рабочая виза? Тоже нет, нужно было быть ценным специалистом — например, ученым или айтишником, а не экономистом, как я, которым может быть каждый второй в Нью-Йорке. Выйти замуж я всегда мечтала по любви и на всю жизнь.

Мечта частично сбылась — я встретила парня, американца колумбийского происхождения, через два месяца он сделал мне предложение, мы поженились, и через год я отправила документы на изменение статуса. Мы сходили на интервью — американские власти лояльно отнеслись к тому, что я работала нелегально, потому что все это время я платила налоги. А еще через два месяца муж избил меня так, что я подала на него заявление в полицию и развелась. Это сильно осложнило жизнь: для того, чтобы получить грин-карту, нужно быть в браке два года. Мне пришлось начать новый кейс: уже в качестве жертвы домашнего насилия. Адвокат обошелся в 10 тысяч долларов, а ждать пришлось следующие два года — к счастью, часть денег дали родители, часть скопила сама.

Я решила изменить профессию — в России я работала мерчендайзером, но мне всегда нравился макияж, я любила красить подруг. Увидела в сети, что в дьюти-фри аэропорта JFK требуется визажист — и решила попробовать. Меня взяли, в основном, потому, что я говорю на трех языках: английском, русском и китайском. Но я постоянно тренировалась в макияже — на работе красила клиентов и коллег, а дома — подруг и себя. Конечно, этого было мало, но когда друг прислал мне объявление о том, что в Chanel в универмаг Блумингдейлс требуются визажисты, я решила попробовать. Готовилась без устали: смотрела на Youtube видео Елены Крыгиной по нескольку часов, повторяла, смотрела, повторяла снова. Моя бизнес-менеджер потом рассказывала, что на интервью ее поразило мое бесстрашие — почти без опыта, я так хотела получить эту работу, что меня взяли. Собеседования длились четыре месяца — меня проверяла служба безопасности, но документы были уже в порядке.

Сейчас я живу в Аппер Ист-сайде в двухкомнатной квартире, одну из комнат иногда сдаю на Airbnb — это помогает платить аренду и оплачивать учебу: я снова решила изменить профессию и стала студентом школы здорового питания Integrative Nutrition. Я не думаю, что вернусь в Россию. Там человек, попавший в плохие обстоятельства не по своей вине и не имеющий связей и сил постоять за себя, может просто исчезнуть с лица земли. Здесь, когда мой муж избил меня, он был американцем, а я — никем, но закон встал на мою сторону. Ему запретили приближаться ко мне, а я год бесплатно ходила к психологу и восстанавливалась. В России у меня родные и друзья, я по ним очень скучаю, но чувство безопасности важнее этого. Важнее всего.

Анна Родина

Соединенные Штаты призывают граждан немедленно покинуть Россию

Президент Украины Владимир Зеленский совершил неожиданный визит на передовые позиции в Запорожской области, где он также встретился с главой ООН по наблюдению за ядерной безопасностью Рафаэлем Гросси, чтобы обсудить вопросы защиты крупнейшей в Европе атомной электростанции. яростные бои с вторгшимися российскими войсками на восточном фланге страны.

Зеленский 27 марта заявил главе Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), что восстановить безопасность на станции, пока Россия все еще контролирует объект, не представляется возможным.

«Без немедленного вывода российских войск и персонала с Запорожской АЭС и прилегающей территории любые инициативы по восстановлению ядерной безопасности обречены на провал», — заявил Зеленский Гросси, согласно заявлению из офиса президента.

Президент также обратил внимание Гросси на постоянное давление со стороны российских сил на персонал электростанции, говорится в заявлении.

В МАГАТЭ не было комментариев по поводу встречи Гросси с Зеленским, но Гросси ранее написал в Твиттере, что встреча должна была обсудить вопросы безопасности вокруг атомной станции, которая удерживается российскими войсками и была вынуждена переключиться на аварийные дизель-генераторы на несколько раз после боев поблизости выходили из строя линии электропередач.

«Сегодня я встретился с Зеленским в Запорожье и поговорил о защите Запорожской АЭС и ее персонала. Я подтвердил полную поддержку МАГАТЭ ядерных объектов Украины», — сказал он.

Гросси сказал, что посетит завод, «чтобы лично оценить ситуацию с ядерной безопасностью на объекте».

В аппарате Зеленского ранее сообщали, что президент 27 марта общался с войсками «на передовых позициях» в Запорожской области и вручал им государственные награды, а также был проинформирован об «оперативной обстановке на соответствующих участках фронта». , обеспечение боеприпасами и снаряжением».

Тем временем ожесточенные бои продолжались в Донецкой области, заявили украинские военные, при этом русские продолжали оказывать давление на разрушенный город Бахмут, центр наступления Москвы на востоке, а также все чаще нацеливались на Авдеевку, другой город в Донецке.

Двое мирных жителей погибли и 29 получили ранения в результате обстрела российскими войсками города Славянск, сообщили местные власти .

Зеленский опубликовал в своем Telegram-канале видео обстрела в Славянске, назвав нападение «терроризм».

Территориальный контроль Украины (обновленные дни недели)

Украинские силы отразили более 60 российских атак в Бахмуте и его окрестностях, говорится в ежедневном отчете Генерального штаба Вооруженных сил, в то время как силы вторжения продолжали без разбора обстреливать как военные объекты, так и объекты инфраструктуры целей, причинив ущерб и жертвы среди мирного населения.

«Вероятность нанесения ракетных и авиационных ударов по всей территории Украины остается высокой, так как противник применяет тактику террора», — заявили в Генштабе, добавив, что российские удары в основном были направлены на Авдеевку, Лиман, Купянск и Марьинку.

Россия неоднократно отрицала, что она наносила удары по гражданской инфраструктуре с тех пор, как в феврале 2022 года она начала полномасштабное вторжение в Украину, несмотря на то, что жилые и культурные здания по всей стране постоянно подвергались ударам во время войны.

Ситуация в Бахмуте остается «постоянно сложной», заявил командующий Сухопутными войсками Украины генерал Александр Сырский во время

визита на передовую 27 марта, по данным Минобороны.

НА ФОТО: После нескольких месяцев жестоких нападений, возглавляемых российскими наемниками Вагнера, украинские военные утверждают, что стабилизировали осажденный восточный город Бахмут.

Фотогалерея:
Украина утверждает, что битва за Бахмут «стабилизируется», поскольку российские войска застопорились

После нескольких месяцев жестоких нападений, возглавляемых российскими отрядами наемников Вагнера, украинские военные утверждают, что стабилизировали осажденный восточный город Бахмут.

  • Электронная почта другу

Нынешние боевые действия в Бахмуте и его окрестностях достигли «самой интенсивной фазы», ​​сказал Сырский, добавив: «Противник понес значительные потери в живой силе, вооружении и боевой технике, но продолжает вести наступательные действия».

Украинские военные чиновники говорят, что российские силы, похоже, также сосредоточили свое внимание на Авдеевке, менее чем в 100 километрах к юго-западу от Бахмута, где из-за непрекращающихся российских обстрелов были отключены все общественные службы, а муниципальные работники были эвакуированы из города. Из довоенного населения, составлявшего около 30 000 человек, осталось всего около 2000 гражданских лиц.

Авдеевка находится примерно в 20 км к северо-востоку от Донецка, который с 2014 года находится под оккупацией поддерживаемых Россией сил. «место из постапокалиптических фильмов» под интенсивными российскими обстрелами.

Последние боевые действия произошли после того, как канцлер Германии Олаф Шольц заявил, что Германия поставила Украине обещанные боевые танки «Леопард».

«Да, мы поставили танки «Леопард», как мы объявили», — сказал Шольц на пресс-конференции в Роттердаме, когда его попросили подтвердить новостное сообщение о том, что Германия поставила 18 передовых танков «Леопард».

По сообщениям Reuters и AFP

«Все точки были там. Мы просто не смогли их соединить».

Журнал

Одна из последних американских журналисток в Москве рассказывает, как она и ее собака сбежали из России, когда упал новый путинский железный занавес.

Иллюстрации Мэтта Рота

Мишель А. Берди — писатель и редактор The Moscow Times. Она живет в Москве с 1978 года.

За день до того, как Россия начала войну против Украины, я был в приморском городе Сочи на юге России, недалеко от границы с Украиной, посещая фестиваль искусств и наслаждаясь отдыхом от темноты. и снежная московская зима среди пальм и зеленых склонов холмов.

Сочи находится на берегу Черного моря, как и Украина. Мы с коллегами месяцами говорили об аэрофотоснимках, на которых видно скопление войск у границ России с Украиной, явно угрожающее новым вторжением. Это была подготовка или запугивание? Казалось, ничего не происходит, даже когда США начали предупреждать о неминуемой атаке.

Я работаю в The Moscow Times, независимой газете, основанной в 1992 году после распада Советского Союза, которая выходит в Интернете на английском и русском языках. Я, как художественный редактор газеты, планировала посетить Зимний международный фестиваль искусств в Сочи, который начнется 16 февраля. За несколько дней до отъезда я спросила у редактора, не поехать ли мне — безопасно ли мне находиться на Черноморское побережье, если бы началась война?

«Ты будешь в группе, — сказала она, — и я не думаю, что она начнется». Я сказал: «Я тоже не верю, но дело в том, что я не думал, что Россия аннексирует Крым в 2014 году». Она сказала: «Я не думала, что они вторгнутся в Грузию в 2008 году».

Теперь я узнаю, что все точки были на месте. Мы просто не могли их соединить. Мы не могли представить себе полномасштабное вторжение, потому что полномасштабное вторжение было невообразимо.

И вот я поехал в Сочи, который сейчас кажется тысячу лет назад, и проводил каждую ночь в городском приморском Зимнем театре, наблюдая лучшее из русской и зарубежной культуры, смесь традиционных и очень нетрадиционных музыкальных и театральных постановок, с аплодисменты стоя и вызовы на занавес, и местные бабушки, держащие за руки внуков, шепчут инструкции о надлежащем театральном этикете.

Вечером 23 февраля я прилетел обратно в Москву. На следующее утро началась война.

Все изменилось в мгновение ока. Через две недели я оказывался в микроавтобусе с водителем и шестью людьми, тремя собаками и горами чемоданов и сумок, готовясь пересечь границу из России. Я был бы последним из сотрудников Moscow Times, покинувшим страну, частью исхода, который включал в себя большинство иностранных корреспондентов в России и тысячи россиян.

Я покидал место, где прожил более 40 лет.

Я не собирался всю жизнь проводить в Москве. После окончания училища в 1978 году я приехал в Москву, чтобы продолжить изучение русского языка и стать переводчиком. За исключением нескольких лет в 1980-х, я живу там до сих пор. Я работал переводчиком, полевым продюсером и репортером в тележурналистике, менеджером некоммерческих коммуникационных программ и в газете The Moscow Times почти 20 лет. Веду колонку о русском языке и культуре, а с 2015 года работаю художественным редактором.

Попутно я вышла замуж и развелась, танцевала на свадьбах и была на похоронах, была крестной матерью и почетной теткой, купила квартиру и ряд русских машин, проводила лето на даче, пела в хоре, путешествовала по сельской местности с моей русской собакой-терапевтом, научился делать сибирские пельмени, посещал все художественные выставки и музеи и имел любимые места в Большом театре. У меня есть друзья, которых я знаю уже четыре десятилетия, и они наблюдали, как их малыши росли и становились родителями собственных малышей.

Я не собирался оставаться здесь навсегда, но и уходить не собирался. У меня было смутное представление, что в какой-то момент я продам свою квартиру и вернусь в США. Но этот момент всегда казался где-то далеко, в будущем.

В четверг, через неделю после начала войны, у нас была встреча и телефонная конференция в редакции газеты. К тому времени в Москве нас было всего пятеро; часть персонала уже покинула Россию. Мы пытались работать в разных местах и ​​часовых поясах. Это было не идеально, но за годы пандемии мы научились работать из дома.

Никто из нас не чувствовал опасности в Москве. Магазины были хорошо укомплектованы, нас никто не беспокоил, и у всех нас были подписки на VPN, которые маскировали наше географическое положение, чтобы мы могли продолжать читать веб-сайты и социальные сети, которые блокировало правительство. Один русский друг позвонил и напомнил мне запастись импортными лекарствами и кофе, пока цены не выросли. Другой посоветовал мне купить годовой запас импортных кормов, которые ест моя собака. Группа экспатов в Facebook постоянно писала о деньгах — выводе рублей и вводе валюты. Службы денежных переводов перестали работать, но я мог использовать свою американскую банковскую карту, чтобы снимать рубли в российских банкоматах.

Я не боялся ареста. Я думал, самое худшее, что может случиться, это то, что иностранных журналистов будут депортировать в кратчайшие сроки. Поэтому я сделал некоторые предварительные приготовления. Я позвонил своему ветеринару и попросил его чипировать мою собаку и сказать мне, какие документы мне нужно оставить у нее. Каждый день я спрашивал своих американских друзей, что они делают. Большинство оставались. Те, кто уезжал, изо всех сил пытались выбраться, так как в течение нескольких дней были отменены большинство прямых рейсов в Европу. Один американец, женатый на русском, планировал остаться, но их дочь в панике позвонила им из Нью-Йорка и заставила пообещать уехать. Им удалось достать авиабилеты из Москвы в Таллинн, Эстония, на 8 марта, но в пути предстояло три пересадки и около 30 часов — в три раза больше, чем потребовалось бы на дорогу.

Наша внутренняя жизнь, может быть, и была наполнена суматохой, но сама Москва как-то странно притихла, как будто подтянула тротуары и захлопнула двери и окна. В парке через дорогу от моего многоквартирного дома ледяные горки детской площадки, заполненные болтающими счастливыми детьми, были пусты и беззвучны. На наших утренних прогулках с собаками мои друзья говорили обо всем, кроме войны — не знаю почему. Считали ли они, как сказал один сосед, когда начались санкции, что «Байден просто не даст нам жить спокойно», и не хотели меня обидеть критикой моего президента? Или они мне не доверяли? К моему стыду, я вспомнил страх советских времен, когда друзья или коллеги могли донести на вас властям. На всякий случай я рассказал о телешоу и погоде.

Самым странным на прошлой неделе было чувство навигации между двумя реальностями. Это была моя реальность жестокой войны, ведущейся против Украины и иностранцев, строящих безумные планы поездок. А потом был телевизионный реалити моих соседей, где дети вручали цветы российским солдатам в воюющих республиках Донбасса, благодаря их за спасение от геноцида украинцев. В их реальности НАТО бомбило российских солдат, а «наркозависимое, неонацистское» руководство Украины управлялось американцами. Однажды кто-то посмеялся над «фейковыми» видеозаписями бомбежки Киева — «как будто мы можем сделать что-то подобное».

Я обсудил свою ситуацию только с одной соседкой, которая поспешно выслала из страны своего сына-студента и начала планировать отъезд с дочерью. Она никому не сказала ни на работе, ни в округе, что уезжает. «Никогда не знаешь», — сказала она на лестнице, постукивая костяшками пальцев по перилам на старом советском коде, что означало «осведомитель».

В пятницу, 4 марта, на восьмой день войны, российский парламент принял закон о СМИ. «Фейковые новости» о войне наказываются лишением свободы на срок до 15 лет. Определение «фейковых новостей» в законе разъясняло, что войну нельзя называть «войной». Ее пришлось назвать «специальной военной операцией». Также были запрещены термины «вторжение» или «агрессия». Все, что «дискредитировало» вооруженные силы, было незаконным, но в чем заключалась «дискредитация», не уточнялось. Негосударственные СМИ могли использовать только источники российского правительства и государственных СМИ.

В газете мы написали о законе и ожидали, что он вступит в силу этой же ночью. Однако мы не думали, что это применимо к таким западным СМИ, как мы; The Moscow Times была зарегистрирована в Нидерландах.

Той ночью я проснулся в 3 часа ночи. На кухне я нащупал в темноте пульт от телевизора. У моей кабельной службы были CNN, BBC, EuroNews и несколько других зарубежных новостных каналов. Закону было всего несколько часов, но экран моего телевизора засветился объявлением о том, что CNN больше не доступен. Би-би-си и другие новостные каналы все еще были в эфире, но когда я пролистал свою ленту в Твиттере, там был список закрытых. Znak, независимое новостное агентство в Екатеринбурге — одно из последних интернет-изданий, которое все еще выходит, — закрылось. BBC, ABC, CBS уходили, по крайней мере, пока не оценят ситуацию. Судя по всему, закон будет распространяться и на нероссийские СМИ.

Я запаниковал. Я сел на свой компьютер, включил VPN и зашел в административный раздел газеты, чтобы очистить сайт. Названия разделов вроде «Россия вторгается в Украину» стали «Украина». Я убрал слова «война», «нападение», «вторжение» и «вторжение» из каждого заголовка. Если я не мог придумать, как переименовать статью, я убивал ее. Моя последняя языковая колонка называлась «Язык войны» — я удалил ее из сети. Я снял подписи. Я написал всем почти истерическую записку, что мы должны закрыться, пока мы все не уедем из страны. А потом я выпил еще кофе и стал листать статьи в поисках запрещенных слов.

Пора было уходить. Но я все еще не был уверен. Может быть, я паниковал. Может быть, это было не так уж и плохо. Я позвала свою старую подругу Евгению Альбац, известную в кругу друзей как Женя, журналистку и писательницу, которая всегда держится за правду — и не боится ее. У себя на квартире Женя заварила чай и открыла бутылку вина — потому что никогда не знаешь, что тебе нужно, — сказала она, — пока я приходил в себя в своих панических рассуждениях. Был ли я в опасности?

Утром Женя буквально пару часов обсуждал новый закон с юристом, специализирующимся на регулировании СМИ. Теоретически, сказала она, оштрафовать или наказать за нарушение будет владелец или редактор, а не писатель. Так что я, вероятно, не был в какой-либо реальной опасности.

Пауза. «С другой стороны, — сказала она, — всегда существует риск захвата заложников».

Правильно. В путинской России есть привычка арестовывать иностранцев на случай, если их можно будет использовать в качестве дипломатических карточек.

Я бы пошел.

Женя останется. «Я уже сто раз сказал или написал все, что думаю. Они знают обо мне все. Если бы они хотели меня арестовать, они бы уже это сделали», — сказала она. «Кроме того, это моя страна. Кто-то должен остаться и рассказать людям, что происходит».

Перед тем, как я ушел, мы налили по бокалам вина. Была суббота, 5 марта, день смерти Иосифа Сталина в 1953 году. Мы подняли бокалы и произнесли традиционный тост: «Тот умер, и этот тоже умрет».

Теперь, когда я решил уйти, я должен был понять, как это сделать. К тому времени выехать из Москвы было трудно. Рейсам из Москвы было запрещено летать над воздушным пространством Европы. Люди могли вылететь только через несколько городов на юг и восток — Стамбул, Ереван и Бишкек — или сесть на автобусы из Санкт-Петербурга в Хельсинки и Эстонию. Я писал и звонил всем, у кого могла быть идея или кто мог помочь.

Один из наших сотрудников уехал из Москвы домой в Бишкек, столицу Кыргызстана в Центральной Азии. Два репортера также прилетели туда, прежде чем забронировать билеты на рейс в Великобританию. Моей собаке и мне там будут рады. Вношу в список. Я написал американцу, которого встретил в Аланье, Турция, несколько лет назад: «Если бы мы полетели туда, смог бы я найти квартиру в аренду с моей собакой?» Она сказала да. В списке. Я подумывал о том, чтобы переправить машину через границу где-нибудь, но не был уверен, что у меня будет время оформить все документы, необходимые для того, чтобы перевезти машину через международную границу, и еще меньше был уверен, что мне хватит 15-ти. час езды в середине зимы в одиночку. Но у друга был друг на границе с Финляндией под Мурманском, который мог помочь, поэтому я оставил и этот вариант в списке.

А потом подруга в Латвии рассказала мне о транспортной услуге, которой она воспользовалась: микроавтобус из Москвы в Ригу через небольшой эстонский пограничный переход с меньшим количеством грузовиков, чтобы забивать дорогу. Один фургон довез вас до границы с Россией; другой подобрал вас на эстонской стороне и отвез в Латвию. Домашние животные приветствуются. Никаких клеток. Она могла забрать меня в Риге, столице Латвии. На самом деле, она могла бы помочь найти мне квартиру и устроить меня. Лучше всего то, что фургон должен был отправиться через четыре дня, в среду вечером, и это будет стоить 19 долларов.0 евро — 90 для меня, 100 для моей собаки. В Риге проживало большое русское население и росла русская диаспора. Моей собаке было бы удобнее в фургоне.

Я бы так и поступил.

Я написал список дел: получить деньги, купить контейнеры для хранения, сделать дополнительные ключи, сделать ПЦР-тест и тест на антитела к Ковиду, позвонить ветеринару за документами на выезд, вытащить большой чемодан, перенести файлы в Dropbox, решить, что взять, упаковать семейные фотографии и письма в мусорные баки, чтобы друзья выручили, если что-то случится с моей квартирой (что, я понятия не имел), купить европейскую медицинскую страховку, перегнать машину (куда, я не знать), очистить холодильник, постирать, настроить автоматическую оплату счетов, узнать, насколько холодно в Риге в марте.

Я хотел передать свою квартиру в собственность русскому другу или, если не было времени — и сейчас некогда — дать кому-то доверенность, которая позволит сделать это после моего отъезда. Но когда я позвонила юристу по недвижимости, он сказал мне, что только что 2 марта был принят закон, согласно которому все сделки с недвижимостью с участием иностранцев должны быть заверены специальной правительственной комиссией. Маловероятно, что какая-либо сделка будет разрешена.

Я надеялся хотя бы дать кому-нибудь доверенность на совершение действий от моего имени — какие дела? Я понятия не имел — но когда я позвонил нотариусу, чтобы оформить его, она вежливо спросила, из какой я страны, а потом попросила подождать минутку. Вернулась, сказала, что пришло уведомление, запрещающее оформлять доверенности на недвижимость для граждан «недружественных стран» — меня, — и ей очень жаль, но она не уверена. если бы она вообще могла что-нибудь для меня сделать.

К вечеру в среду я был как-то готов: чемодан на больших колесах, наполненный одеждой, которая мне понадобится в первую очередь, сумка для компьютера, дорожная сумка с едой для моей собаки, сумочка и сумка с детскими вещами. одежду любящая московская бабушка отчаянно хотела отправить своему внуку в Ригу. Мне сказали, что между пограничными постами нам придется идти пешком, так что я тренировался таскать все это. Тяжело, но возможно.

Я закрыл окна, выключил воду и газ. Я сделал несколько фотографий своей любимой комнаты в квартире — моего кабинета, заполненного книгами и предметами искусства, которые я собирал десятилетиями. Я кладу все свои автомобильные документы на свой стол с ключами рядом с папками с платежами по счетам и инструкциями по эксплуатации техники. Друг забирал меня, чтобы отвезти на место встречи, и у него были ключи от моей квартиры.

После того, как я показал ему, где находятся все запорные вентили и как работают дверные замки, он спустил первую партию багажа в машину. Сел «в дорогу» — русский обычай останавливаться перед отъездом, минутку посидеть и помолиться. А потом я вынесла свои последние сумки и собаку в холл и закрыла дверь перед жизнью, которой жила 44 года.

Перед тем, как войти в лифт, я услышал звонок в своей квартире — это мой друг звонил из подъезда, чтобы я его впустил. Я вставил ключ в замок, чтобы открыть дверь, и остановился. Еще одно русское поверье: возвращаться после того, как дверь захлопнулась, не к добру. Я позволил зуммеру зазвенеть и ушел.

Выйдя на улицу, я оглянулся на вход. Ночью кто-то нацарапал черным граффити бледно-желтую стену. «Net voine», — гласило оно: «Нет войне».

Хорошо, подумал я. Мой многоквартирный дом, в котором я прожил столько десятилетий своей жизни, был на правильной стороне истории.

В фургоне я встретил остальных пятерых путешественников; Я был единственным иностранцем. Мы просто кивнули друг другу; как-то задавать вопросы казалось навязчивым, слишком личным. В фургоне было три ряда сидений. Один человек сидел впереди с водителем, мать и дочь занимали первый ряд; женщина с пятилетней внучкой и двумя французскими бульдогами заняли второй ряд, а мы с собакой заняли последнее место. Я понял, что это был плохой ряд: узкое сиденье, мало места для ног, не жарко. Весь наш багаж был свален вокруг и под сиденьями. Один из бульдогов — Фрося — бросился на мою собаку, которая лежала рядом со мной и тряслась. Когда мы тронулись в путь, Фрося начала стонать и скулить, а девочка оборачивалась и вела безостановочный монолог: «Можно я поглажу твою собаку? Как ее зовут? Фрося не очень милая, а другая наша собака милая. Вы можете погладить ее, если хотите. Ваше пальто теплое? А вы умеете делать смайлики на окне? Я могу показать тебе!» Через некоторое время, пока Фрося продолжала стонать и дергать поводок, чтобы добраться до моей собаки, я притворился, что засыпаю. Маленькая девочка толкнула меня, чтобы привлечь мое внимание.

Я расхохотался. Это была чертовски долгая поездка.

Но через час-другой Фрося перестала ныть, и девочка уснула. Никто не говорил, даже между собой — от усталости или напряжения, не знаю. Мы мчались по рытвинам и ухабам провинциальных дорог России, обгоняя дальнобойщики и расшатанные местные автомобили, а указатели деревень и городков появлялись и исчезали в вспышках фар. Я беспокоился о том, что упаковал и что забыл, и беспокоился о пересечении границы.

Должно быть, я задремал. Я проснулся примерно через семь часов после того, как мы выехали из Москвы, когда фургон остановился, и дверь открыл пограничник, который посветил в нас фонариком. «Покажите паспорта!» Мы все подняли свои паспорта. «Дай мне твои!» он сказал мне. Я передал его, он взглянул на него и вернул обратно, по-видимому, не обеспокоившись тем, что американец предъявил американский паспорт в фургоне, полном русских и собак.

Мы въехали в то, что я теперь называю Зоной — пограничная зона с российскими объектами с одной стороны и эстонскими постройками с другой. Это была обширная огороженная территория с дорогами для грузовиков и легковых автомобилей, будками для охраны и несколькими хозяйственными постройками. Несколько длинных коммерческих грузовиков припарковались в стороне, словно оставленные там, пока водители переделывали документы. Все было освещено высокими уличными фонарями.

Мы вылезли из фургона. Было около 3 часов ночи и ужасно холодно — мой телефон показывал 0 градусов по Фаренгейту — и асфальт был покрыт толстым, неровным слоем грязного льда. В своей практике переноски чемоданов я не учел этого. Сначала мы затащили наши сумки и собак в одну будку. Окно открылось, и я протянул свой паспорт и въездную карточку; охранник вернул его и сказал мне идти на таможню. Я перетащил все это по очередному ледяному полю в маленькое здание, затащил внутрь, сложил все это на рентгеновской конвейерной ленте и ответил на вопросы. Нет, у меня не было ничего запрещенного. Да, у меня было два компьютера. Нет, у меня не было ни растений, ни лекарств. Русские охранники были вежливы. Я взял свой паспорт и снова вытащил все на улицу, к следующей будке.

Только потом я понял, что эта будка была важной будкой. Вот вы передали свои документы через окно охранникам и стали ждать. Я стоял снаружи с одной из моих соседок по фургону, женщиной средних лет в тонком шерстяном пальто. Семья французских бульдогов задержалась позади нас. «Других двоих забрали внутрь, — сказал мне мой сосед по фургону. Так мы стояли около часа на морозе. Время от времени окно кабины открывалось, и они вызывали кого-то из нас. «В чем состоит ваша работа?» — Вы уезжали из страны в последние два года? А потом окно закрывалось, и они возвращались к своим компьютерам. Позже женщина рассказала мне, что ее спрашивали: «Мы видим, вы были в Киеве в 2013 году. Что вы там делали? Кого ты видел?»

Я ходил туда-сюда со своей собакой, прыгал, чтобы согреться, и ждал. Наконец окно открылось, моя соседка по фургону получила паспорт и пошла в сторону Эстонии. Еще через 10 минут меня вызвали и вручили мою. Облегчение; Я мог бы пойти. Я положила компьютерную сумку поверх чемодана на колесиках, накинула две сумки с одеждой и собачьим кормом на плечи и повесила сумочку на шею. Одной рукой я тащил чемодан, а другой держал собачий поводок. По словам охранников, Эстония находилась в конце длинной, покрытой льдом дороги — около 800 метров, полмили. «Видите вон те огни вдалеке? Это Эстония».

Очень тяжело тащить 150 фунтов. багажа через полмили льда посреди ночи при минусовой температуре с собакой на поводке.

Через каждые 100 метров останавливаясь и меняя руки, я наконец добрался до эстонской стороны. Пограничники были очень любезны. Я сказал, что я журналист, и они спросили, почему я ухожу. Мне угрожали? что-то случилось? Я рассказал им о новом законе и сказал, что почти все иностранные журналисты уезжают. Они сочувственно покачали головами, проштамповали мой паспорт и сказали: «Добро пожаловать в Эстонию». Никто не смотрел мои тщательно подготовленные документы, подтверждающие, что моя собака здорова и привита, что у меня нет Ковида, но есть медицинская страховка.

Мы с попутчиком забрались в новый фургон, чтобы согреться, пока водитель обдумывал, как он поместит весь багаж, еще четырех человек и еще двух собак. Наконец приехали мать и дочь. Поскольку охрана отвела их в сторону, я предположил, что они бежали из страны, и задался вопросом, были ли они политически активными. По словам матери, их допрашивали более часа. У них были близкие родственники в Киеве, и охранники расспрашивали их об их семье, чем они занимаются, каковы их планы, куда они направляются. Казалось, что любой, кто имел украинские связи, вызывал подозрения. Охранники попросили показать их мобильные телефоны — новый прием, используемый полицией для поиска компромата и сайтов, а также номеров телефонов и адресов. «Но я сказала им «нет», — сказала женщина. «Я им сказал, что если у них будет предписание прокуратуры, я его передам. Но в остальном нет, это была моя частная собственность». По какой-то причине охрана решила их отпустить.

Наконец-то семья французских бульдогов добралась до фургона. Мы с собакой сидели в этот раз впереди, вне досягаемости Фроси. Мы провели в Зоне больше двух часов, а вся поездка заняла около 14 часов.

Когда мы тронулись с места, первым знаком, который мы увидели в Эстонии, был ярко-синий и желтый рекламный щит с надписью «Слава Украине!»

Нас больше не было в России.

Когда я приехал в Ригу, , мои друзья встретили меня у фургона и отвезли в квартиру в обширном позднесоветском жилом комплексе из громоздких длинных домов, окруженных газонами, деревьями и детскими площадками. В Москве моя большая квартира находилась на верхнем этаже 9-го дома.0-летнее здание, наполненное антиквариатом и искусством. Моя маленькая рижская квартира находится на первом этаже 40-летнего дома с отделкой ИКЕА. Этот контраст, оказывается, идеален.

В Латвии проживает самое большое русское население в странах Балтии, и мой район, кажется, является домом для большинства из них в столице. Пожилые латыши также говорят по-русски, а молодые латыши часто говорят по-английски, так что проблем с общением не возникает.

Работать тоже не проблема. Как только сотрудники The Moscow Times приземлились — в таких городах, как Амстердам, Стамбул, Рига, Лондон — мы все вернулись к работе. Некоторые российские корреспонденты остались, тихо помогая с репортажами. К нам присоединяются новые люди; есть много хороших журналистов, ищущих работу. Мы считаем важным продолжать работу, чтобы убедиться, что те, кто на нас рассчитывает, все еще могут нас найти.

И мы совершаем переход, хотя много часов уходит на решение технологических проблем современного домашнего офиса: слишком много устройств, новые сотовые телефоны и WiFi роутеры, и все останавливается, когда нет автоматических платежей от моего московского банка больше не принимаются или текстовые сообщения с подтверждением отправляются на российский телефонный номер, который больше не используется.

В течение двух недель между началом войны и моим отъездом из России я постоянно плакал. Я плакала, когда гуляла с собакой в ​​парке через дорогу, где знала каждый куст, и дерево, и клочок травы; когда я сидел за письменным столом и смотрел в любимый московский дворик; когда я купил хлеб в местной пекарне; когда ехал знакомым маршрутом вдоль Москвы-реки, мимо Кремля, а потом домой по одному из центральных проспектов Москвы.

No related posts.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *