грустные истории разводов красноярцев / Новости общества Красноярска и Красноярского края / Newslab.Ru
Ели верить статистике, в 2019 году красноярцы стали реже разводиться — показатели упали почти на 30 %. Цифры цифрами, но многие браки по-прежнему расторгаются, едва успев заключиться. Причин тому много — от взаимных упреков и отсутствия общих целей до измен и подлостей прочего рода. Newslab записал истории нескольких жителей города, которые поделились историей своих разводов.
«Штамп сильно изменил нас. Не в лучшую сторону». История Олега
Мне было 22. К нам в офис пришла новая сотрудница. Не сказать, чтобы она понравилась мне с первого взгляда, но время шло, мы работали, общались, у нас появились свои шутки, темы, а в какой-то момент случился и странный неловкий первый поцелуй.
Уже через месяц я позвал ее жить ко мне, потому что подумал, что она та самая. Почему? Люди всегда говорят «когда полюбишь — поймешь». И я подумал, что в ней есть все то, что мне нужно.
Решил, что она та самая. Еще через месяц я сделал ей предложение. Чтобы не тянуть, не потерять, не упустить. Она сказала «да». Следующий год мы жили, ездили вместе на работу, тусовались и все было хорошо. Мы копили деньги на медовый месяц — хотели в Тай. Свадьбу мы не хотели: собирать родню со всей страны ради пары часов — ну такое. Так что нашей целью было накопить «кусков» 300, расписаться и улететь.
За этот год было многое. Были и звоночки, что свадьбу лучше отменить, но это тупое чувство, что за любовь нужно бороться, что отношения — это работа, сделали нас рабами ситуации. Тогда я так не думал, но сейчас прекрасно это понимаю. Где-то за пару месяцев мы подали заявление через госсуслуги. Потом был загс, близкие друзья, шампанское и самолет.
Будто бы штамп влияет на отношения — всё изменилось. Мы стали чаще ссориться, меньше понимать друг друга, и быт реально начинал съедать. А потом она решила, что хочет серфить, так что бросила курить, пошла в зал, начала бегать по утрам, к чему пыталась сподвигнуть и меня.
Она сгоняла на океан на месяц, потом на два, потом еще. Я по полгода не видел жену. Друзья говорили, что она мне там изменяет, но я не верил. Я был искренне рад за нее, что она нашла свое и кайфует. И просто зарабатывал деньги. И любил, как мог. Мы снова сгоняли в Тай, где пьяненькие на пляже обсудили наши отношения, перспективы, высказали друг другу критику, обещались измениться.
Мы вернулись в Россию и… ничего не изменилось. Мы все больше отдалялись. В какой-то момент исчезли разговоры под вино, понимание, даже секс. Мы стали чужими. Сожителями.
Потом она улетела на два месяца. К ее прилету я напек блинов с икрой, сделал окрошку («Соскучилась по русской еде», — решил я). И вот она зашла домой, села, достала ложку изо рта и сказала: «Я хочу уехать туда. Ты со мной?» Я сказал «нет», потому что у меня тут работа, быт, я вообще не любитель перемен, да и решение было бы слишком необдуманным, тем более с нашими нынешними отношениями.
По итогам 2018 года в России распалось 65 % браков, в то время, как ещё 70 лет назад разводы были редкостью. Начиная с 1950 и до 2002 года наблюдалась стремительная тенденция к росту разводов в России, “точка кипения” зафиксирована в 2002 году — 84 брака из 100 распались.
И она, не давая мне ни секунды, сказала: «Тогда давай разводиться». Я стоял к ней спиной, мыл посуду и не понимал, что происходит с моей жизнью. Всё рушилось. Я думал, что она — та самая, и это навсегда. Я вычеркнул вопрос личной жизни, семьи, будущего и детей из списка дел, а тут такое.
Я согласился.
Через пару дней мы сгоняли подать документы на развод. Мы спали в одной постели, общались, будто не понимая, что это все уже пустое. Через месяц мы получили документы о разовде, но еще месяц жили вместе, пока она получала визу и собиралась. Разошлись мы как старые друзья. Я посадил ее в такси до аэропорта и поцеловал на прощание. Мы общались, созванивались через телеграм, ее отец присылает мне улов с рыбалки, а моя мама лайкает ее посты в Инстаграме.
Но шло время, эта связь таяла. У нее все там хорошо, а я остался один в квартире, где мы были счастливы когда-то. Сейчас мы не общаемся. Я знаю, что все это было ошибкой и глупостью. Не знаю, зачем я сделал предложение, почему она согласилась. Наверное, нам обоим это было нужно — я не хотел быть один, а ей нужен был кто-то, кто прикроет ее, пока она решает, что делать со своей жизнью. Сейчас у нее парень, собака и дом. У меня — ничего. Обручальное кольцо я долго носил на другой руке, а потом выкинул в окно. А потом потерял паспорт, и теперь в нем нет даже печатей. На память остался только лист А4 — свидетельство о расторжении брака.
«Я поняла, что для своего мужа не на первом месте». История Алёны
Я познакомилась с Сережей на первом курсе университета — мы оказались в одной группе. Я была в отношениях, он был в отношениях, и мы просто обсуждали компьютерные игры на переменах между парами.
Сережа был очень привлекателен: голубые глаза, темная густая шевелюра, кокетливая полуулыбка-полуусмешка. Когда мои отношения закончились и бывший парень какое-то время меня преследовал, Серёжа поддерживал меня, хоть и не проявлял какого-то энтузиазма. Отношения наши начались примерно так же: девушка ушла от него, он был не против, я предложила встречаться, и он снова был не против.
Мы встречались четыре года, вплоть до окончания университета, поженились сразу после получения диплома. Оглядываясь назад, я понимаю, что когда задала вопрос о том, куда мы будем двигаться дальше, он пошёл по пути наименьшего сопротивления и решил жениться на мне, а тогда мне наивно казалось, что он горит энтузиазмом и просто не знает, с какого конца к организации свадьбы подступиться.
Мои родители подарили мне квартиру перед свадьбой, и пока мы готовились к бракосочетанию, в ней шёл ремонт, и жили мы порознь. Съехались мы уже только после свадьбы.
Наша семейная жизнь продлилась чуть больше одного года.
Вскоре я поняла, что для своего мужа не стою на первом месте. Он снова увлекся своим старым хобби (карточной игрой Magic The Gathering) и спускал большую часть своей зарплаты на новые бустеры, собирая колоду, которая сможет «нагнуть» всех на турнире, а по выходным уходил играть с друзьями. Я работала с понедельника по субботу, поэтому виделись мы только в будние дни вечером, перед сном, а в воскресенье он уходил в 9 утра и возвращался уже затемно. Я чувствовала себя одиноко, но старалась относиться с пониманием. По дому Сережа помогал неохотно: он вырос в «однополой семье», состоявшей из мамы и бабушки, которые его во всём оберегали, всё по дому делали самостоятельно, потому он не умел готовить и не протирал свой компьютерный стол, пока я его об этом не просила. Его мама очень переживала за сына: в каждый его визит передавала ему с собой замороженных котлет, блинчиков, сок и воду. Даже если в холодильнике была еда на неделю, Сережа разогревал в микроволновке мамины котлеты и ел только их.
Интересные факты о браке в России
- В 62 % семейных пар нет единоличного лидера, в 29 % главой семьи является мужчина и лишь в 7 % семей лидером является жена.
- 60 % населения полагает, что семья создаётся в первую очередь для продолжения рода, 43 % населения — ради того, чтобы быть рядом с человеком, готовым оказать поддержку в любой ситуации.
- 70 % населения верит в способность отцов ухаживать за детьми и вести домашнее хозяйство не хуже женщин.
- 25% считает создание семьи нравственным долгом каждого человека.
- Самой распространённой причиной, почему мужчины не женятся, является “нежелание брать на себя ответственность, связывать себя”.
- 8 % граждан допускают узаконивание многоженства в России, 2 % считают это необходимостью.
Когда я получила водительские права, встал вопрос о покупке машины. Попросить родственников о помощи в выборе я по некоторым причинам не могла, и потому написала нашему общему старому знакомому — Саше, который в тот год женился на девушке, с которой он был вместе уже в районе трёх лет.
У нас с Сашей было много общего. Инициаторами сходить, съездить, посмотреть, погулять обычно были мы, а наши супруги составляли компанию. Естественно, мы много переписывались. У нас был чат для четверых, но и в личке с Сашей мы часто беседовали. Разговоры перешли от обсуждения хобби к более откровенным темам: о жизни, о работе, о наших браках. Саша оказался для меня тем, что в английском называется словом soulmate — человек с такими же принципами, интересами, энергией, позицией. Мы идеально подходили друг другу, и потому неудивительно, что влюбились.
Однако эта история — не история измены. Поняв, что так дальше продолжаться не может, я встретилась с Сашей, чтобы поговорить. Мы признались друг другу в чувствах и обсудили дальнейшие планы на жизнь. Вариантов было два: или мы расходимся с нашими супругами и пробуем строить новые отношения, или прекращаем общение и живем дальше, как жили./nginx/o/2020/06/11/13146735t1h16f2.png)
Для меня лично выбор уже не стоял — я устала от жизни с Сережей и с ужасом думала о том, что мне придется провести с ним всю жизнь. У Саши были схожие ощущения — он был несчастлив с Алёной. Женились они только потому, что этого захотели родители.
Дальше конец истории простой: мы развелись. Развалились оба брака: мой и Сережи, Саши и Алёны. После подачи заявления на развод мы с Сашей съехались и стали жить вместе. Быт у нас наладился моментально: Саше было не лень приготовить мне ужин, если я задерживалась на работе, мы во всём сразу же помогали друг другу, делали сюрпризы, продолжили ездить по городам и смотреть достопримечательности, проводить время вместе.
Процесс развода прошёл довольно быстро: нам обоим нечего было делить, кроме имущества. Машину раздора я оставила у себя, выплатив своему супругу её полную стоимость. Алёна тоже получила хорошую материальную компенсацию. Когда все страсти улеглись, мы с Сашей поженились. Мы уже несколько лет в браке, ждём малыша и радуемся каждому дню вместе.
Алёна встретила молодого человека из Германии и уехала к нему жить. Серёжа переехал в Москву, где продолжил участвовать в турнирах по Magic: The Gathering и встретил девушку из этой же тусовки, с которой сейчас в отношениях.
«Нас хватило на пять лет». История Ксении
Почему-то каждый раз, когда я произношу фразу «Так я же разведёнка», люди сильно удивляются и не верят. А мне от этого становится только веселее: не вижу в разводе ничего криминального — сейчас это скорее проявление сознательности, чем катастрофа.
Наша история началась, когда мне было 18, а ему только исполнилось 19. И это была большая и чистая любовь (без сарказма, чувства и правда были сильными). У нас даже существовало правило: мы обязательно должны были видеться каждый день, а если вдруг не получалось, он уговаривал друга с машиной и они на 10 минут заезжали ко мне, чтобы мы могли обняться.
Мы очень быстро съехались — буквально через два месяца отношений я, посреди ночи, с огромным медведем в руках, устроив фиерический скандал моим маме и папе, переехала к его родителям.
Теперь я всегда настораживаюсь, когда парень буквально через пару недель предлагает мне ключи от своей квартиры.
Наша проблема оказалась в том, что мы не могли расстаться ни на секунду, всё делали вместе и для всех олицетворяли половинки одного целого. В 20 лет это кажется милым, но сейчас мне 27 и понимаю, насколько тогда ошибалась.
Материалы по теме
«Одной рукой душил, другой бил по лицу — а я не кричала: боялась разбудить детей»: как мой любящий муж за год превратился в садистаИстория одной измученной мамы и женыСпустя пять лет отношений (с трудом съехав от его родителей, попытавшись вместе переехать в Питер, вернувшись, столкнувшись со сложностями в поисках идеальной работы) — я решила, что мы должны расстаться. Отношения были напряженными, мы постоянно ссорились на пустом месте, мне хотелось движения вперед и каких-то видимых изменений, но мы буксовали. И тут я уехала на месяц работать на проект и вдруг поняла, что могу существовать сама по себе и быть интересной.
До этого я всегда считала, что без него ничего из себя не представляю.
Расставались мы тяжело и долго, он сделал предложение, которого я очень ждала, но в тот момент ответить на него не могла. И в итоге я попросила месяц тишины и не выдержала, потому что любить тогда ещё не перестала. Мы опять сошлись, а на очередное предложение я ответила «да». Вот тут стоило бы понять, что всё идет вообще не по плану: когда наши родители не общаются, мои отказываются приходить на свадьбу, он пропускает дату подачи заявления в загс, а место проведения свадьбы не успевает достроиться. Но штампы случились, кольца наделись, а вот семья не построилась. Как только мы оказались женаты, отношения пошли совсем под откос — на каждую мою проблему и просьбу о помощи человек уходил в закат. Я психовала и филигранно препарировала ему мозги. Каждую ссору я предлагала разойтись, а он считал, что я так его запугиваю, и не хотел разводиться.
Крайней точкой стала машина: я очень хотела её купить, он был против, что меня не остановило.
Спустя два месяца после покупки я попала в аварию, перевернула машину. Плюс — я тогда ушла с работы, а машину покупала, взяв деньги в долг у отца.
Спустя два месяца после покупки я попала в аварию, перевернула машину. Плюс — я тогда ушла с работы, а машину покупала, взяв деньги в долг у отца.И вот я сижу вечером после аварии на кухне: машина всмятку, я в шоке. И тут он спрашивает, что я буду делать с автомобилем. Не мы, а я. После он не разговаривал со мной ещё несколько дней, а я пыталась разобраться с перекупали и ремонтниками вместе с подружкой. И я подумала: зачем мне муж, когда я делаю всё сама? Я также могу делать всё сама и не тянуть человека за собой туда, куда ему не хочется. Я всегда хотела путешествовать, работать до упаду, много гулять. А у него была другая система ценностей. Пришлось подождать почти семь лет, чтобы наконец понять, что мы просто выросли и разошлись по разным дорожкам.
Сейчас я нисколько не жалею о разводе. За эти два с половиной года я, конечно, сделала не всё, что хотела, но очень многое и осознала ценность себя как отдельной единицы. А ещё приняла факт, что некоторые вещи я люблю и хочу делать порой одна.
Что быть вместе круглосуточно — не очень естественно. Что любовь — не аддикция, а зрелое чувство. И быть в отношениях с самой собой бывает очень увлекательно. У него, насколько знаю, тоже всё сложилось и сейчас новая любовь. Так что разводу я благодарна куда больше, чем свадьбе.
Беседовала Маша Русскова специально для интернет-газеты Newslab,
по просьбам героев историй их имена изменены.
11 историй об эмоциональном и профессиональном выгорании
Опыт читателей Т—Ж
Олеся Власова
горит работой
Профиль автораТрудоголизм — верный путь к хронической усталости и апатии.
Но есть еще целый ряд причин, по которым у сотрудников может развиться эмоциональное выгорание. Читатели Т—Ж рассказали, к каким моментам на работе лучше присмотреться более пристально, чтобы не довести себя до такого состояния.
Это истории читателей из Сообщества Т—Ж. Собраны в один материал, бережно отредактированы и оформлены по стандартам редакции.
История 1
Когда выходишь на новую работу, толком не отдохнув от старой Аноним
работала по 12 часов в день
Мне 23 года, я логист. Сменила уже три рабочих места, зато набралась опыта в сфере грузоперевозок. Поняла, что столкнулась с выгоранием, после того как в течение пяти месяцев работала более 12 часов в сутки. Решила уйти, но мне предложили другую работу. Погрузилась в нее, толком не отдохнув, и у меня начались эмоциональные срывы. Думаю, это произошло в том числе потому, что у моего руководителя не было никакого желания работать, а я из-за своей мягкотелости позволяла на себе ездить.
Восстановиться пыталась с помощью БАДов для психики. Они стоят около 1200 Р, и, честно говоря, это сомнительный способ борьбы с выгоранием. В себя я так до конца пока и не пришла. Собираюсь уволиться, возьму перерыв на месяц-два.
Буду заниматься только собой и любимыми делами.
Зато благодаря опыту выгорания я поняла, что способна жить как робот — но недолго. Начала задумываться о собственном деле, потому что работать по 12 часов на себя или впахивать так на дядю — разные вещи. Также размышляю о получении дополнительного образования, чтобы сменить сферу деятельности.
Мнение: каждому взрослому человеку раз в жизни нужен перерыв в работе хотя бы на полгода
История 2
Когда после фриланса оказываешься в офисе, получаешь хорошую зарплату, но больше ничего не успеваешь Аноним
долго не меняла обстановку
Мне 38, чаще всего я работала (и работаю) удаленно. Сейчас я редактор-корректор в интернет-издании.
С выгоранием столкнулась, когда пошла работать в офис. Раньше я фрилансила в SMM, вела аккаунты местного мелкого бизнеса: сочиняла контент-планы, сама делала фотографии и писала тексты. И была предоставлена самой себе в плане графика. Но заработок был нестабильный: сегодня клиент есть, а завтра он решит, что все эти ваши соцсети не работают.
Поэтому, когда я получила оффер от одной ИТ-компании, которой требовался редактор в отдел маркетинга, решила попробовать. Зарплата, крутой офис и прочие плюшки на уровне. Но хватило меня всего на полгода.
Через пару месяцев работы я заметила, что по утрам в будни сижу и смотрю в одну точку минут десять, а потом вызываю такси, так как проснуться вовремя не могу. В пятницу вечером скачиваю как можно более глупую книжку из раздела «Женское фэнтези» и читаю ее запоем все выходные, с небольшими перерывами на еду. Уборка стала практически нереальным делом — не было сил, да и столько плохо написанных книг еще не было прочитано.
Еще я стала постоянно болеть. То кто-то привезет в офис ротавирус с Черного моря и все по очереди лежат дома. То простуда гуляет. То просто было настолько плохо, что я работала из дома (благо такая возможность была).
Из жизни ушла ясность. Я чувствовала себя полным дерьмом, неспособным вытошнить из себя ни слова в гугл-док по созданному мною же контент-плану.
Все фразы казались кривыми, а мой предыдущий опыт работы настолько неважным, что становилось непонятно, куда я дальше пойду, когда сферические в вакууме «они» поймут, что я плохая?
Причин моего выгорания было несколько. Во-первых, отсутствие отдыха в течение многих лет. После университета у меня практически не было отпусков, а если и были, то я во время них периодически решала рабочие вопросы. При смене работы выходила на новую сразу же, без пауз. Во-вторых, нет отдыха — нет и смены окружения. Я никуда не ездила, видела перед собой только коллег и монитор.
Добавляло огня и то, что при таком бешеном графике я еле могла оплачивать коммуналку и еду: заработок был очень низким. Кроме упомянутой ИТ-компании — там зарплата была такой хорошей, что я долго не могла решиться ее потерять. Наконец, меня настиг жизненный кризис.
Мне 35, у меня нет детей, хобби и впечатлений от путешествий. Зато есть хорошо оплачиваемая работа, которую я ненавижу. Что дальше?
Я уволилась из офиса и месяц просто спала и ела, стараясь ни о чем не думать.
Накоплений (30 000—35 000 Р) хватило впритык на два месяца без работы. В это время я не делала никаких импульсивных покупок — кроме разве что кофе навынос. Но после 30 дней лежания стало ясно, что оно не помогает. Тогда я договорилась со своим парнем, что беру паузу еще на несколько месяцев и новую работу искать пока не буду — на тот момент я прекрасно знала такие слова, как «выгорание», «саббатикал» и «психотерапия».
Ошибкой было то, что я сохранила некоторых клиентов по SMM. В перерывах между просмотром сериалов и употреблением готовой еды я пыталась писать посты и ретушировать фото, но это давалось мне с огромным трудом. Получала я за эту работу около 15 тысяч. Думаю, если бы я сразу же прекратила общение с клиентами и реально совсем ничего не делала, то восстановилась бы быстрее. Еще надо было сменить обстановку: уехать в другой город, хотя бы просто чаще выходить из дома. Но это я понимаю только сейчас.
Сколько я потратил на борьбу с эмоциональным выгоранием
Был месяц, когда я не заработала вообще ничего — все траты взял на себя мой парень.
Но расходы были небольшими: простая еда, поездки на маршрутке. Правда, пришлось потратиться на травматолога-ортопеда: после стольких лет сидячей работы заболела спина. Заплатила 1500 Р за прием, около 500 Р отдала за лекарства и 8000 Р — за курс массажа.
Справилась я с выгоранием или нет — сказать трудно. До сих пор иногда накатывает, какая я немолодец и вообще. Отдыхала я в общей сложности пять месяцев. Если бы продолжала работать в ИТ-компании, то заработала бы за это время 225 000 Р.
История 3
Когда количество стресса и уровень ответственности зашкаливают Катя Носкова
была слишком увлечена работой
Сейчас мне 34 года. Когда у меня случилось выгорание, мне было 29, я была генеральной директоркой отеля и просто обожала свою работу. Быть управляющей — безумно интересно. У меня была классная команда, интересные задачи, и я почти ничем другим не увлекалась.
В какой-то момент я стала болеть — несильно, но регулярно. Сначала у меня впервые в жизни был гайморит, потом конъюнктивит, затем простуда, больное горло, молочница — каждый месяц со мной что-то происходило.
Я понимала, что мне нужен отпуск, но на него все не было времени.
Зато было очень много стресса и огромная ответственность за бизнес и людей.
А потом у меня немного заболела грудь. Я решила попасть к врачу, но, чтобы надолго не уходить с работы, записалась по ДМС в маленькую частную клинику рядом с отелем. Мне не повезло: маммолог попался не очень и просто выписал обезболивающее. Сначала мне словно стало лучше. Но потом было несколько острых приступов, и в итоге мне все-таки пришлось записаться к хорошему специалисту.
В тот вечер я должна была улетать в отпуск — была уже в таком состоянии, что у меня разве что глаз не дергался. Врач отправил на УЗИ, по результатам которого спросил: «Сами доедете до хирурга или вам вызвать скорую?». Оказалось, что за две недели у меня развился серьезный абсцесс кисты и нужна была срочная операция. Так что в отпуск я не улетела, потому что попала в больницу — как раз накануне Нового года. Основные расходы — операцию, отдельную палату, перевязки — покрыло ДМС.
Я потеряла только около 30 000 Р на билет в Гонконг.
Причин у моего выгорания было несколько. Я была директоркой, а это стрессовая позиция с большим количеством требований. Быть управляющей — значит не отключаться ни на минуту. Отель работает 24 часа в сутки — значит, нужно всегда быть на связи. Плюс я очень ответственный человек и стараюсь все сделать наилучшим образом. Ну, и самое главное: я очень любила свою работу и была ею увлечена. Поэтому даже не думала, что могу выгореть и что мне нужно планировать отдых, — до тех пор, пока не начались проблемы со здоровьем.
Лежа в больнице после операции, я понимала, что с моей жизнью что-то не так. Улетела в отпуск в Таиланд, Вьетнам и Камбоджу при первой возможности — с еще не зажившим шрамом. Потратила на поездку около 150 тысяч. А по возвращении получила предложение поработать в Танзании. Еще через три месяца я уже улетела в Африку. Быть управляющей здесь — тоже стрессово, но по-другому. Тут у меня уже нет такого высокого вовлечения в дела компании.
Жизнь в Танзании
История 4
Когда гиперответственность и перфекционизм не приводят ни к чему хорошему Аноним
еще не восстановился
Мне 36 лет, уже почти 20 из которых я работаю системным администратором. Начал рано, с нуля. Еще в школе был эникейщиком, то есть помощником сисадмина. Теперь у меня куча международных сертификатов, хорошая работа и нормальная зарплата (а еще семья, ребенок и ипотека). Мой основной способ заработка — администрирование, но брал и разные сайд-проекты, вообще не связанные с ИТ.
Сложно сказать, когда я столкнулся с выгоранием. Я даже не понял, что это произошло. Все так затянулось, что превратилось в «норму». Мне не хочется ставить цели и вообще хоть что-либо делать, чтобы их достигать.
Ничто не вызывает эмоций. Балансирую между «никак» и «все равно».
Возможно, это кризис 30 лет. Но мне кажется, что «накрыло» меня тогда, когда я доделал один огромный проект.
Видимо, цена оказалась высока. Гиперответственность и легкий налет перфекционизма, судя по всему, никого не делают счастливым.
Я все еще не восстановился. Отпуск, как показывает практика, справиться с выгоранием не помогает. Единственное, что поддерживает на плаву и не дает совсем превратиться в овощ, — это любимая жена и ребенок. Но я переживаю, что моего ограниченного ресурса не хватит, когда им нужна будет поддержка. К счастью, мое состояние не сказалось плохо на нашем финансовом положении. Скорее даже наоборот. Работу я стараюсь делать, как всегда, качественно. Зарплата повысилась, а расходы на себя уменьшились, потому что особо ничего и не хочется.
Мое теперешнее состояние можно с большой натяжкой назвать балансом. У меня есть хобби, однако даже ему сейчас не хочется уделять время. Пробовал сменить вид деятельности и пошел на курсы веб-верстки, но пока из этого ничего не вышло. На учебу тоже нужны ресурсы, которых нет. А взять и уволиться сейчас вообще будет странно, надо сперва закрыть ипотеку.
«Ради чего зарабатывать больше?»: героиня реалити столкнулась с выгоранием, закрыв ипотеку
История 5
Когда начальство тебя не ценит Oksana Didyk
сбежала в декрет
Мне 38. Уже более 15 лет я работаю в крупной нефтегазовой компании специалистом по учету нефтепродуктов. Как и в любой системной организации, карьера здесь развивается только с помощью «лохматой руки», начальство тебя не ценит, коллектив разрозненный, а зарплата оставляет желать лучшего.
Однажды все это мне надоело. Исчезло желание идти на некогда любимую работу. Кончился энтузиазм, потребность расти и бороться. Не хотелось что-то доказывать и чего-то добиваться — просто потому, что бесполезно биться головой о стену. Причиной моего состояния в большей степени послужило наплевательское отношение со стороны начальства и постоянный передел в системе, из-за которого сталкивались интересы и пересекались полномочия работников из разных служб и отделов.
Решение нашлось в виде внезапного декрета в самый разгар реформ.
Теперь спокойно сижу дома, воспитываю вторую дочку и просвещаюсь в вопросах финансовой грамотности. Печальный опыт долговой ямы и банкротства заставили меня начать по-другому относиться к деньгам. Теперь я погашаю кредиты, коплю подушку безопасности и немного инвестирую. Сейчас моя главная цель — восстановить здоровье после родов. Надеюсь, что декретное выгорание мне не грозит, потому что следующая задача — освоить новую профессию.
Как справиться с послеродовой депрессией
История 6
Когда твоя работа — один сплошной дедлайн Аноним
40-часовую рабочую неделю считает почти отпуском
Мне нравятся игры и кино, поэтому я занимаюсь 3Д-моделированием в геймдев-аутсорс-студии. Пришел в специальность относительно поздно — в 27 лет. Уже два года стараюсь вырасти в старшего специалиста.
Выгорел я на прошлом месте работы, в другой студии. Сперва мне стало тяжело вставать на работу, потом — просто просыпаться. Следом перестало нравиться то, чем я занимаюсь.
Спустя полгода я оставил просмотры курсов по специальности, не было желания разбираться в новом. Если раньше мне нравилось приходить домой и моделировать проекты для портфолио, то теперь от этого занятия у меня начались приступы тошноты.
Я практически перестал разговаривать с женой, а все наши редкие разговоры свелись к тому, что я рассказывал о произошедшем в офисе за день. Но часто не было сил и на это. Как она терпела эти беседы, мои возвращения в два часа ночи и работу по выходным и праздникам — для меня загадка. Очень ценю поддержку и терпение моей жены. Не знаю, что могло бы произойти без нее, ведь в последние месяцы я постоянно визуализировал, как выхожу в окно или шагаю под поезд. Вряд ли на самом деле дошло бы до такого, но эти мысли были со мной долгое время.
От перфекционизма до нервного срыва: зачем трудоголики так много работают
В последние пару месяцев я больше симулировал деятельность, чем работал. Просто сидел и смотрел в одну точку. Неудивительно, что результат моей «работы» вечером был практически неотличим от того, что было неделю назад.
Не думаю, что я делал это специально. Наверное, я так сильно замедлился просто потому, что не находил в себе сил уже ни на что.
Естественно, меня уволили. К удивлению начальства, я поблагодарил их за такой шаг. Самому мне было тяжело это сделать: я чувствовал долг перед коллегами, на которых тут же взвалят мои задачи. Кроме того, моя жена тогда только открыла бизнес, а я только вышел на более-менее приличную оплату труда и хотел помогать ей финансово.
Но у нас в отделе был просто марш смерти: мы постоянно находились в режиме дедлайна, сроки которого все время сдвигались.
Всему виной плохой менеджмент. Работу и ее срок рассчитывали, исходя из норм для старших художников, а выполняли ее младшие. Опытные художники уходили, младшие становились на их место, пытались наверстать упущенное — и все по новой. Это был снежный ком задержек, который мчался по всему отделу и выжимал всех. Больше года у меня были бесконечные переработки: я трудился от 60 до 80 часов в неделю.
Мой антирекорд работы — 36 часов без перерыва на сон. Конечно, переработки в игровой индустрии в целом считаются нормой (даже в западных студиях), но такое — уже перебор.
После увольнения мне предложили пойти в другую студию на удаленку. У меня не было перерыва между работами, но обычную 40-часовую неделю с нормальными выходными я воспринял как своеобразный отпуск. А через два месяца ушел в настоящий. Жизнь меня особо не учит, но я не соглашусь снова на такие условия.
История 7
Когда из-за кризиса и страха все потерять начинаешь работать на износ Аноним
пытался все контролировать
Мне 33 года, работаю в ИТ-сфере. Работа позволяет мне высыпаться, а доход — вести достаточно комфортный и здоровый образ жизни. Но что-то пошло не так.
Я уже не первый год работаю удаленно. Однако как только активно стартовали коронавирусные ограничения, в голове что-то переключилось, и я сел дома уже по принуждению. Мой доход упал примерно на 40—50%, я испугался, что могу потерять все, и начал активно работать.
Настолько активно, что мой доход сначала выровнялся, а потом вырос еще где-то на 100—150%.
В октябре 2020 года я переболел коронавирусной инфекцией. Жалел себя, ел и спал. Потратил за месяц 6440 Р. В ноябре переживал из-за того, что ко мне все не возвращалось обоняние (это произошло частично лишь в апреле 2021 года). Отдал 15 549 Р на врачей и ПЦР-тесты — делал их платно, потому что мне было сложно ждать 10 рабочих дней. В декабре понял, что у меня стало значительно меньше сил, нет запала и бодрости, а вместо спорта и активности я стал лежать и смотреть кино, баловать себя едой и оправдывать это чем угодно. В 2021 году на посещение лора, психолога, обследования и препараты я потратил еще 38 019 Р.
Думаю, я выгорел из-за страха остаться ни с чем и попыток держать все под контролем. Я не доверяю книгам «Как стать богатым», а полагаюсь только на труд. Верю, что, пока работаю, я достигаю чего-то. Поэтому своим бездействием я демотивирую сам себя.
Хроническая усталость и нервные срывы: как избежать выгорания на работе
До недавних пор я все так же просыпался ночью, смотрел «Ютуб» или фильмы и практически жил с телефоном в руках.
Но теперь эти новые, пагубные привычки стали мне очень мешать. Как будто одна часть меня оправдывает, а другая осознает, что такой образ жизни — реальная проблема. Борюсь с ним, пытаюсь замещать эти привычки чем-то новым. Кладу телефон где-то далеко, чтобы спокойно спать, и больше совсем не смотрю «Ютуб» (спасибо бесконечной рекламе).
История 8
Когда кроме основной работы у тебя еще несколько подработок Аноним
набрал проектов и не выдержал нагрузки
Мне 25 лет. Работаю в ИТ-компании менеджером по рекламе, параллельно иногда беру проекты на фрилансе. В свободное время пытаюсь обучаться UX/UI-дизайну.
Началось все с того, что я просто хотел больше зарабатывать, так как боялся нестабильной экономической ситуации. Плюс стоимость жизни увеличилась, и пришлось крутиться.
С выгоранием столкнулся, когда практически от всех рабочих задач меня стало просто тошнить. В то время кроме основной работы у меня было параллельно два проекта на удаленке.
Я посвящал каждому по три-четыре часа в день, до и после работы. Сперва все было прекрасно: отличный доход, интересные задачи. Но через месяц я начал замечать, что мне все труднее даются самые обычные действия — написать текст, запустить рекламу. Разумеется, я не придал этому значения, потому что через силу, но все делалось.
А еще через месяц появились проблемы со сном. Я не успевал выполнять задачи в срок, приходилось сидеть часов до 2—3 ночи и вставать в 7—8, чтобы все сделать. Из-за этого я стал рассеянным, злым, разуверился в своих силах и возможностях. Мне казалось, что я плохой специалист, раз так много косячу. Мои мысли занимали только дедлайны и сорванные дедлайны.
Я практически не смещал фокус с работы.
Бросил почти все увлечения, перестал читать книги и гулять. Видимо, поэтому мой мозг стал искать отдых самостоятельно: то отвлечется на видео в «Ютубе», то включит параллельно работе сериал. Мне казалось, что это не мешает, так как идет фоном.
Но сейчас я понимаю, что это были уже фактически мольбы мозга: «Ну давай поделаем что-нибудь другое».
Забил на спорт, начались проблемы с давлением и сердцем. Разумеется, свою роль сыграла пандемия и сидячий образ жизни. Да и в целом в Петербурге прогулки в холодное время года — ад, на который не хочется тратить силы и время. Но из-за отсутствия активности я стал уставать еще быстрее. Заедал стресс сладостями и фастфудом, сильно набрал вес.
В итоге я отказался от дополнительных проектов, потому что у меня на ровном месте стали сдавать нервы. А время, остававшееся после работы, решил в качестве «детокса» посвятить себе — читал, играл в видеоигры, гулял в одиночестве. Тем не менее осадочек остался: мне стало казаться, что я разучился работать и что если я не работаю, то проживаю жизнь зря. Всякий отдых, который я решаю себе устроить, отзывается чувством вины. Повысилась тревожность, а недавно у меня даже была паническая атака.
«Если вы понравились, рекрутер вас не забудет»: 7 советов тем, кто хочет сменить работу
Но это был полезный опыт в финансовом плане.
Я тратил все, что тогда зарабатывал, и даже не следил — на что. Поэтому сейчас понял, что при любом доходе нужно уметь откладывать. А еще осознал, что в работе нужно расти не количественно, а качественно. Это помогло мне определить вектор дальнейшего развития.
История 9
Когда попал в зону комфорта и потерял смысл что-то делать Rex Colt
все еще пытается справиться с выгоранием
Мне 28, работаю в «дочке» крупного авиахолдинга. Долгое время хотел поменять работу, но с начала 2021 года ощутил, что мое отношение к ней изменилось. Я понял, что обстановка у меня на работе более-менее стабильная: я получаю деньги, ухожу вовремя и могу спокойно заниматься чем-то по душе. А к новому месту, которое еще надо будет найти, придется привыкать. Это займет время и потребует сил.
Так и продолжалось: с января по конец апреля я чувствовал подъем во всех аспектах жизни. Я увлекаюсь музыкой — играю на гитаре, пианино, немного сочиняю — и в качестве эксперимента начал вести телеграм-канал.
Стал заниматься спортом. Ощущение было такое, что все наконец налаживается.
Но в конце апреля и в мае все постепенно начало куда-то скатываться. Настроение было на нуле, и мир совсем перестал играть красками. Я начал срываться на коллег и в небольшой степени — на родных. Перестал видеть цель и разуверился в собственных возможностях. На деньги мне стало наплевать. В долги не влез, ничего сверх нормы не покупал.
Я до сих пор испытываю проблемы со сном: раньше каждую ночь просыпался в 4 утра, а теперь вообще в 02:45—03:00. Засыпать снова очень сложно: все тянет, какая-то гадость в мыслях. Бывает тревожно, но не понимаю, из-за чего. Апатия ощущается так, словно ничего в жизни и в мире не имеет особого смысла. Да, я жил настоящим с начала года, но что это дает? Момент, будь он самым счастливым в жизни, уйдет и сотрется, «потеряется во времени, как слезы под дождем». В глубине души я понимаю, что это не совсем так, но ощущения у меня сейчас именно такие. Настроения что-то делать нет, сил тоже.
Даже канал, который раньше так радовал, больше не привлекает.
Думаю, все это случилось из-за того, что я попал в какую-то зону дикого комфорта. Взять ту же работу: сначала все в порядке, потом я начинаю видеть минусы, что-то начинает подбешивать, затем я понимаю, что есть и плюсы, которые какое-то время перевешивают, но потом сплющиваются с минусами и выходят в ноль — ровный и плоский. И так во всем. А раз ни в чем не видно смысла, значит, пора идти дальше. Но куда — понятия не имею.
Как работает психотерапия
Планирую обратиться к специалисту. Родные меня поддерживают, но поскольку смысла я ни в чем не вижу, то и их поддержка проходит по большей части мимо. Думаю, что мне не помешал бы отпуск.
В моей голове он выглядит так: я в избе в лесу, сижу у окна и смотрю вдаль. И никого больше.
Поскольку в данный момент я еще в состоянии, по всей видимости, выгорания, не могу сказать, что мне дал этот опыт. Стараюсь не унывать окончательно и поддерживать в себе осознание, что это не навсегда.
История 10
Когда стараешься все время заполнить работой, чтобы не размышлять о жизни Аноним
лечится от депрессии
Мне 27 лет. Шесть из них я училась на дизайнера, семь — работаю по специальности.
Я долго не понимала, почему постоянно устаю и не высыпаюсь. Ответной реакцией, как это ни парадоксально, стала потребность заполнить работой и подработками все свое время — чтобы не размышлять о жизни. Я бралась за все проекты подряд, работала по выходным и ощущала острое желание почувствовать забытую радость через деньги: думала, что если я сейчас заработаю побольше, то потом наконец отдохну в отпусках.
В какой-то момент я стала все бросать недоделанным. Могла целыми днями лежать и смотреть в соцсетях, как у других «все хорошо». Казалось, что моя жизнь ничтожна и я никогда больше не почувствую себя счастливой от того, что делаю.
Мне надоела работа, где приходилось делать одно и то же изо дня в день.
Впрочем, идей, что бы мне хотелось делать вместо этого, не было.
В разгар пандемии с работой у меня было все хорошо, но я старалась заработать еще больше и брала подработки, которые меня в какой-то момент и добили.
Наконец я поняла, что со мной что-то не так. Поговорила с друзьями, которые обращались за помощью, и пришла к выводу, что начать надо с психиатра. В бесплатной клинике меня приняли по записи и поставили диагноз «депрессия». Прописали таблетки примерно на 3000 Р в месяц и психотерапию — 2000 Р в неделю. Лечусь уже девять месяцев, есть прогресс
История 11
Когда выгорание — неотъемлемая часть работы Аноним
просто разработчик, просто выгорел
Все очень просто. Мне 28, и я — разработчик. Мне кажется, на моей должности с выгоранием рано или поздно встречаются все. Это просто часть работы. И это такое состояние, когда тебе прямо совсем не хочется работать. Каждое небольшое действие, которое раньше занимало пять минут, растягивается на долгие часы, а если над этим действием надо подумать — и того больше.
К счастью, работу и личную жизнь мне удается разделять, поэтому в последней проблем у меня нет. Физического здоровья выгорание тоже не коснулось, чему я рад. А вот психологически, увы, оно меня пошатнуло. Несмотря на неплохие скиллы, я считаю себя недостойным своей работы и денег, которые зарабатываю.
Из-за выгорания я теряю 75 000 Р в месяц — потому что уже давно мог бы устроиться на более высокооплачиваемую работу. Еще мне нужно сходить к психологу, а это минимум 1500 Р за сеанс.
Хочется найти хобби и проводить больше времени с близкими. Стараюсь обращать меньше внимания на естественные стрессы в работе. Пытаюсь больше отдыхать и меньше думать о работе. Чем реже я ею занимаюсь, тем лучше.
Станьте героем Т—Ж. Поделитесь своей историей финансового успеха, провала или выживания
Рассказать
Моя история: когда упускают из виду признаки сепсиса | Блоги
Эми Уайденер
Гость Автор: Эми Уайденер
Выживший после сепсиса
13 марта 2013 года у меня начался септический шок.
12 января 2013 года я пробежал полумарафон Диснея. В 38 лет я был в лучшей форме в своей жизни. Через неделю я проснулась среди ночи от мучительной боли. Я добрался до пола ванной комнаты с сильной болью в животе, от которой у меня перехватило дыхание. Мой муж срочно отправил меня в отделение неотложной помощи, где кошачье сканирование выявило перегиб в моем кишечнике. Никакого реального объяснения не было дано, но решением была экстренная операция, чтобы вырезать заблокированную часть кишечника и собрать меня обратно. Когда я очнулась после операции, мне сказали, что все прошло хорошо. Меня выписали из больницы через 10 дней, когда мой кишечник «проснулся» после операции и все системы, казалось, функционировали.
Оглядываясь назад, то, что произошло в течение следующих нескольких недель, должно было нас насторожить. Боль после этой операции только усилилась, а не уменьшилась. Менее чем за 6 недель я потерял 22 фунта. У меня был озноб и сильная боль после еды, и часто у меня была субфебрильная температура.
Мой врач отклонил мои жалобы и сказал, что для заживления моего кишечника потребуется больше времени. У меня не было сил спорить.
Я чувствовал нутром — буквально и физически — что что-то не так. Я пропустил вечеринку по случаю дня рождения моей дочери после того, как провел ночь перед этим в отделении неотложной помощи, когда боль была настолько сильной, что меня отправили домой с сильным курсом антибиотиков и сказали, что у меня, должно быть, колит в результате операции. Через три дня мое тело больше не выдержало. Никакая еда или жидкость не оставались внизу, и я снова оказался в отделении неотложной помощи. На этот раз я знала, что не пойду домой с антибиотиками.
Я был слишком болен, чтобы принимать барий, необходимый для компьютерной томографии, поэтому лечащий врач назначил рентген брюшной полости. Это выявило то, что они диагностировали как непроходимость тонкой кишки, вероятно, вызванную операцией. Меня положили в больницу и посадили на НКО – ничего ни через еду, ни через рот.
Дежурный врач выразил обеспокоенность тем, что я недоедаю и нуждаюсь в немедленном дополнительном питании. В мою руку ввели линию PICC, и началось полное парентеральное питание (TPN). Приказы врача заключались в том, чтобы ждать и надеяться, что непроходимость кишечника пройдет сама по себе.
Следующие несколько дней, пока я сидел на больничной койке, мой живот начал вздуваться. Тошнота больше не могла сдерживаться, и мне пришлось вставить назогастральную интубацию (НГ), чтобы удалить давление и желчь из моего желудка. К 5-му дню мой живот был настолько вздут, что я выглядела так, как будто у меня третий триместр. Я был слаб и мне было больно. Дозы морфина ничего не сделали. Наконец, тест был заказан. Рентгенолог рекомендовал дальнейшее обследование, так как что-то было не так, но мой врач отказался. Медсестры были беспомощны. В тот вечер мои жизненные силы рассказали эту историю. Мой пульс колебался в пределах 150-160 ударов в минуту, давление быстро падало. Медсестры вызвали врача, когда мое давление достигло 89.
/53. К 6 утра 13 марта мое АД упало до 63/51, и меня, наконец, перевели в отделение интенсивной терапии (ОИТ).
Врачи отделения интенсивной терапии настаивали на операции как можно скорее, потому что не думали, что я выживу. Это последнее, что я помню, пока не проснулся 5 апреля, 24 дня спустя.
От бригады интенсивной терапии моя семья узнала, что мое тело находится в септическом шоке. Подсказки были там; мы просто не знали, как их распознать. Моя семья никогда не покидала меня. Они по очереди держали меня за руки, пока вентилятор нагнетал воздух в легкие и выталкивал их из них, а мое тело распухло от потока жидкостей и антибиотиков.
В тот момент, когда мои органы перестали работать, а бригада выполнила все возможные медицинские вмешательства, моему мужу позвонили в 4 утра и сказали, чтобы он как можно быстрее прибыл в больницу. Когда он приехал, ему сказали, что больше ничего нельзя сделать и что, когда закончится последний мешок с жидкостью, мое сердце, скорее всего, перестанет биться.
К счастью, это не прекратилось. Я бросил вызов шансам.
Теперь мы понимаем, что моя подготовка к полумарафону Диснея подготовила мое сердце к марафону в реальной жизни, который мне предстояло пройти. Потребовалась новая медицинская бригада, две дополнительные операции, еще один целый год дополнительного внутривенного питания, бесчисленные часы физиотерапии и целеустремленность, чтобы привести меня туда, где я нахожусь сегодня.
Мне повезло, что я жив, и я процветаю, и я благодарен команде отделения интенсивной терапии, которая спасла мне жизнь, но напомнила, что необходимо сделать больше, чтобы научить семьи, медсестер и врачей распознавать ранние признаки сепсиса, чтобы пациенты не должен страдать от того, что я сделал.
Эми Уайденер, консультант по недвижимости, мать двоих детей, пережившая сепсис
Моя история: как один рецепт Percocet вызвал мою зависимость
Все началось с рецепта Percocet 4 года назад. Однажды ночью, работая медсестрой в одном из самых загруженных отделений неотложной помощи в Филадельфии, я заразился менингитом.
Так совпало, что через пару дней я сильно заболел с постоянной высокой температурой. Наконец, решив обратиться за медицинской помощью, я сделал люмбальную пункцию, которая, к счастью, оказалась отрицательной. Однако на следующее утро я проснулся с неописуемой позиционной головной болью, которая мешала мне функционировать в каком-либо качестве. Вернувшись в отделение неотложной помощи, у меня диагностировали спинномозговую головную боль в результате люмбальной пункции. Меня выписали домой с рецептом на Percocet, проинструктировали принимать кофеин и сказали, что это должно пройти через несколько дней. Хотя Percocet не избавил меня от позиционной головной боли, с ним было легче справиться из-за ощущения, которое они дали мне.
После круглосуточного приема Percocet каждые 4 часа и потери трудоспособности в течение 2 недель без исчезновения головной боли я вернулся в отделение неотложной помощи, и впоследствии мне сделали перевязку кровью. Головная боль мгновенно прошла. Но я продолжал принимать Percocet.
Лучший способ описать чувство, которое я испытал, принимая Percocet, это то, что с миром все в порядке. Я чувствовал, что могу работать на более высоком уровне, что у меня больше энергии и мотивации. Стрессовые ситуации казались легко управляемыми, и я чувствовал себя более сосредоточенным на том, что я делал. Я не видел ничего плохого в том, чтобы принимать Percocet после того, как причина, по которой он был назначен, устранена, потому что, в конце концов, они были прописаны мне. Может быть, я действительно знал лучше, но ощущение, которое я получил от лекарства, выбросило любые вопросы, которые у меня могли возникнуть.
Вскоре после этого я вернулся к работе и продолжал принимать оставшуюся часть лекарства, как предписано, круглосуточно. Я не считал, что Percocet каким-либо образом негативно влияет на меня, а наоборот, я чувствовал себя более уверенно на работе и мог выполнять свою работу лучше. Я мог выполнять свою работу без труда и соответствовал высоким требованиям, которые требовались.
Однако примерно через неделю мой рецепт Percocet закончился.
Вскоре после этого я почувствовал себя подавленным, усталым и не мог оптимально выполнять свою работу. Я жаждал ощущения, которое я испытывал, принимая Percocet, потому что я чувствовал, что это сделало меня в целом лучше. Будучи медсестрой, я имел легкий доступ к множеству лекарств, и Percocet был лишь одним из многих контролируемых веществ, которые каждую ночь проходили через мои руки на работе в отделении неотложной помощи. Из-за того, что подсчет наркотиков находится под пристальным вниманием, мне пришлось разработать план, чтобы иметь возможность приобрести некоторые из них, не будучи замеченным, и именно тогда начался обман. Я занялся получением опиоидов, а забота о пациентах отошла на второй план.
Поскольку я была опытной медсестрой, меня не допрашивали, когда я попросила другую медсестру вместе со мной засвидетельствовать отходы в Pyxis (система документации для двух человек по утилизации контролируемых веществ, которые не вводились пациентам).
У меня была возможность, чтобы медсестра наблюдала за расточительством вместе со мной, а затем, в свою очередь, прикарманивала лишнее лекарство вместо того, чтобы выбрасывать его. Это было началом утечки лекарств. Когда я впервые начал отвлекаться, я сказал себе, что буду делать это только для пероральных препаратов и никогда для инъекций. Только наркоманы колют лекарства, а я точно не был наркоманом. Вместо этого я оказывал медицинскую помощь наркоманам и был совсем не похож на них.
Вскоре Percocet больше не вызывал у меня того чувства, которое было вначале. И я не мог использовать его в достаточном количестве для личного использования, не вызывая подозрений, поэтому я начал делать то же самое со всеми пероральными опиоидными анальгетиками, которые мог, включая кодеин и морфин. Это помогло ненадолго, однако вскоре я оказался в том же затруднительном положении, что и раньше, и желаемый эффект больше не был достигнут. Я понял, что ночь за ночью ходил по работе с частично использованными ампулами морфия, от которых до этого я правильно избавлялся.
Именно в это время я решил изменить свое прежнее правило принимать только пероральные препараты. Я обманывал себя, думая, что инъекция морфия внутримышечно или подкожно на самом деле не так уж плоха, особенно потому, что у меня были знания и ресурсы, чтобы всегда делать это чисто. Я начал отводить морфин таким же образом, как и пероральные опиоиды.
Толерантность снова быстро вступила в игру, и мне потребовались более высокие дозы, чтобы попытаться добиться того же эффекта. Однако эффект, к которому я когда-то стремился, был недостижим, и вместо этого я принимал дозу только для того, чтобы нормально функционировать. Когда я не мог принимать опиоиды, я начал чувствовать себя плохо, уставшим и рассеянным; мое тело начало сводить судорогой, и я не мог функционировать. В этот момент я думаю о том, что скрывалось у меня в голове, но я успешно проигнорировал, что у меня могла быть проблема, но я не был готов смириться с тем фактом, что я наркоман…
Вместо того, чтобы действовать, я продолжал принимать морфин, как и раньше, и количество, необходимое мне для поддержания предполагаемого функционального состояния, также продолжало расти.
Потребность в опиоидах и их количество, необходимое на тот момент, значительно перевешивали то, что можно было бы когда-либо оправдать просто остатками от приема пациентами. Я начал удалять морфин из Пиксис способом, который, как я знал, рано или поздно всплывет в отчете, и меня будут расспрашивать об этом. Во мне нарастал определенный страх, который начался, когда я впервые начал отвлекать Percocet, и он превратился в монстра, но я не видел альтернативы.
Наконец настал день, когда меня вызвали в офис моего менеджера и сообщили, что я попал в отчет о наркотиках. Меня спросили, есть ли у меня проблема, и предложили помощь. Хотя я знал правду о своей зависимости, я не был готов признаться в этом себе или кому-либо еще. Вместо этого я сделал то, что делал с самого начала — солгал. У меня было оправдание почти каждому отказу от опиоидов, но им не верили. Меня уволили с работы. И обо мне сообщили в Государственный совет медсестер за утечку наркотиков.
Именно в этот момент скользкий склон стал намного круче.
Я был парализован страхом потерять лицензию медсестры, семью, друзей и девушку. Но я все еще не был готов признать очевидную правду. Я не видел выхода, кроме как продолжать лгать. Я обвинил всех остальных и заявил, что увольнение с работы было ошибкой. Когда я потерял работу, я также потерял источник опиоидов. Я не мог вынести абстинентного синдрома или пустого чувства отсутствия лекарств. Я сразу же начала искать другую работу медсестры, пока совет медсестер не догнал меня и не принял меры в отношении моей лицензии.
Я быстро получил работу в агентстве и неполный рабочий день в отделении неотложной помощи, не сообщая о своем недавнем увольнении. Я был убежден, что моя карьера медсестры и жизнь, которую я знал, скоро закончатся, поэтому я начал отвлекать опиоиды в количествах, которые, как я знал, будут обнаружены раньше, чем позже, без осторожности. Я больше не получал удовольствия от употребления опиатов; скорее я использовал их, чтобы мне не пришлось смотреть правде в глаза.
В этот момент я изменил свое правило в последний раз, обосновав в своей голове, что внутривенно вводить лекарства не так уж плохо, потому что я всегда использовал лекарства, с которыми имел дело только я, и делал это чисто. Мне нужно было сделать это внутривенно, так как внутримышечно и подкожно больше не возвращали меня к исходному уровню. Морфин ушел в прошлое, и я в первую очередь начал использовать Дилаудид из-за его силы и моего заблуждения, что его будет легче замаскировать.
В течение 3 месяцев работы в агентстве мои действия были обнаружены. Когда меня вызвали в офис и я села с руководителем моего агентства и администратором больницы, я сначала попыталась солгать, но быстро расплакалась, и впервые слова «у меня проблема — вырвалось у меня изо рта. Пока меня еще увольняли, мне оказывали поддержку и давали информацию о программе госконтроля. Мне сказали немедленно позвонить и сообщить о себе, так как это облегчит задачу в будущем, иначе они позвонят. Я заверил их, что буду; однако я никогда этого не делал.
Несмотря на то, что я по-прежнему сохранил свою другую работу с частичной занятостью, смен было мало. Алкоголь стал моим основным средством бегства от реальности, и я начал пить круглосуточно, практически никогда не будучи трезвым. Конкретное изменяющее вещество больше не имело значения, пока оно помогало мне избегать реальности. Я чувствовал, что выхожу из-под контроля, без шансов вернуться к нормальному состоянию. Вина и стыд были настолько сильны, что я не могла просить о помощи и продолжала лгать всем близким мне людям. Я не отвечал на звонки и не проверял почту, так как знал, что комиссия медсестер пытается связаться со мной, и если я буду избегать их, может быть, все просто исчезнет. Конечно, я знал лучше.
После 3 месяцев безработицы и злоупотребления алкоголем я по уши в долгах, и мне ежедневно звонят кредиторы. В конце концов я получил несколько смен на неполный рабочий день и сумел достаточно протрезветь, чтобы лечь в больницу. В первый раз, когда я вошел, я страдал от алкогольной абстиненции и сильных сотрясений, поэтому я направился прямо в Пиксис в поисках сильных опиоидов.
Отправившись в ванную, я сразу же ввел Дилаудид и почувствовал мгновенное облегчение. Я не только продолжил с того места, на котором остановился несколько месяцев назад, мне нужно было быстро увеличивать дозы по количеству и частоте. В дни, когда я не работал, я продолжал маскировать абстинентный синдром алкоголем. Поскольку я был так болен своей зависимостью, я мог рационализировать что угодно. Я считал предосудительным идти на работу с любым количеством алкоголя на борту, поэтому я рассчитывал свой последний напиток так, чтобы к тому времени, когда я пошел на работу, уровень алкоголя в моей крови был равен нулю. Однако, как только я приходил на работу, я мчался в Пиксис перед своей сменой и отказывался от наркотиков.
Вскоре от реальности ситуации уже нельзя было уйти, сколько бы алкоголя или опиоидов я ни употреблял. Я потеряла свою последнюю работу, получила вождение в нетрезвом виде с чрезвычайно высоким уровнем алкоголя в крови, и моя лицензия медсестры была приостановлена до расследования.
Не работая больше медсестрой, я обратилась исключительно к алкоголю, и хотя я открыто призналась, что у меня есть проблема, я продолжала пить, не зная, как остановиться. Прошло еще почти два месяца, прежде чем я наконец попал в реабилитационный центр для наркоманов и алкоголиков.
Находясь в реабилитационном центре, я стремился к совершенству, говорил и делал все правильно. Я зарегистрировалась в Пенсильванской программе помощи медсестрам-равницам (PNAP), программе штата по мониторингу медсестер, чтобы сохранить свою лицензию медсестры. Однако я не полностью сдался, так как, когда пришло время выписываться через 28 дней, я не был готов следовать всем их рекомендациям по продолжению лечения в учреждении длительного трезвения. Вместо этого я вернулся домой, сказав, что буду лечиться амбулаторно и что у меня есть контроль над ситуацией, хотя при этом я знал, что нарушу свой контракт с PNAP, поскольку не буду следовать рекомендациям лечащего врача. я продержался 9дней до того, как я снова напился.
Только в этот момент я полностью сдался, вернувшись в реабилитационный центр, признав, что я бессилен, что я не знаю, что для меня лучше, и что я буду делать все, что мне скажут, потому что я хочу вернуть свою жизнь.
Я трезв более 2 лет, 8 месяцев на сегодняшний день. Путь к этому был непростым; Я создал массовое разрушение, когда был в активной зависимости, с моими личными отношениями, моей карьерой и профессиональными отношениями, в финансовом отношении и с моим личным здоровьем. Трезвость позволила мне взять на себя ответственность за свои прошлые действия и начать возмещать ущерб. Мое сердце больше не колотится каждый раз, когда звонит телефон, и я больше не живу в страхе, которого я не знала уже долгое время.
Я разработал сеть поддержки восстановления и по-прежнему участвую в программе мониторинга медсестер. Вместо того, чтобы навсегда отозвать мою лицензию медсестры, PNAP дал мне второй шанс стать медсестрой. Хотя условия программы строгие, они должны обеспечивать безопасность пациентов и других специалистов, и программа существует, потому что они хотят, чтобы медсестры преуспели.
PNAP не поставил меня в такое положение — я поставил. Хотя стать наркоманом могло бы случиться независимо от того, работала ли я в системе здравоохранения, я твердо верю, что работа медсестрой позволила ему выйти из-под контроля благодаря легкому доступу к лекарствам и способности рационализировать свои действия. Первоначальный рецепт Percocet дал ему толчок.
Сегодня я продолжаю сталкиваться с проблемами и вызовами, но у меня другая точка зрения. Мои навыки медсестры восстанавливаются в неклинической должности, и я могу использовать свой потенциал. Я надеюсь вернуться к клиническому сестринскому делу после завершения программы мониторинга и с оптимизмом смотрю в свое будущее.
Анонимно
Комментарий редактора:
Как и в описанном случае, наркомания у медицинских работников любого происхождения, особенно у медсестер, врачей и фармацевтов, является распространенной, сложной и неприятной проблемой. Результаты отвлечения являются серьезными и потенциально включают плохую работу, недостаточное лечение пациентов и повышенный уровень инфицирования из-за переливания лекарств [1].
Программа помощи равным медсестрам штата Пенсильвания (PNAP) — это одна из государственных программ мониторинга, созданная для предоставления медсестрам добровольной, конфиденциальной и некарательной поддержки, а также структурированного плана лечения. PNAP в настоящее время отслеживает 984 медсестры в Программе добровольного восстановления и Группе дисциплинарного контроля; в Пенсильвании насчитывается около 285 000 лицензированных медсестер [2]. Для врачей добровольные или обязательные программы мониторинга доступны через медицинский совет или лицензирующие органы большинства штатов. Одна из таких моделей, Программа «Здоровье врачей» (PHP), была инициирована в 1970-х годах, когда Американская медицинская ассоциация официально признала потребности в лечении больных врачей. Текущие РНР различаются по своим функциям и формату, но они не обеспечивают лечение напрямую [3]. Скорее, они управляют лечением зависимых врачей путем раннего выявления, оценки и направления на стационарное лечение, ориентированное на воздержание, и последующего мониторинга [4].
Врачи, участвующие в этих программах, получают поддержку по интенсивности, продолжительности и качеству, которая превосходит ту, которая доступна для широкой публики [4]. Решение разрешить врачу вернуться к работе до воздержания или во время прохождения терапии, такой как налтрексон, метадон или бупренорфин, зависит от штата [5].
Распространенность проблем, связанных со злоупотреблением психоактивными веществами и зависимостью, среди поставщиков медицинских услуг в стране трудно оценить. Тем не менее, специализированный риск можно интерпретировать на основании исследования 16 государственных медицинских учреждений, в ходе которого было обследовано 904 врача в рамках программ мониторинга [6]. Пять медицинских специальностей составляли более половины врачей: семейная медицина (20 %), внутренние болезни (13,1 %), анестезиология (10,9 %), неотложная медицина (7,1 %) и психиатрия (6,9 %). Интересно, что недавнее исследование «выгорания» среди врачей выявило близкое соответствие многих из этих специальностей тем, кто испытывает высокий уровень профессиональной и личной неудовлетворенности [7].
Хотя врачи неотложной помощи и анестезиологи составляют относительно небольшой процент врачебных специальностей по всей стране [8], они значительно перепредставлены в PHP. Восемьдесят процентов резидентов по анестезиологии в США описали проблемы со злоупотреблением психоактивными веществами по крайней мере у одного врача-резидента и 19% имел по крайней мере один связанный летальный исход [9].
Консорциум по борьбе с болью Национального института здоровья только что создал 11 центров передового опыта в области обучения боли, разбросанных по всей стране, которые занимаются повышением уровня образования в области лечения боли в медицинских, стоматологических, медицинских и фармацевтических школах [10]. Мы решительно выступаем за то, чтобы основное внимание в этих исследованиях и образовательных усилиях уделялось злоупотреблению психоактивными веществами и зависимости для медицинских работников по всему спектру практики.
Из-за деликатной темы автор этой редакционной статьи неизвестен.
1. Вергезе А. Врачи и наркомания. N Engl J Med. 2002;346(20):1510–1511. doi: 10.1056/NEJM200205163462002. [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
2. Huth D (2012) 20 июля. Личное общение
3. Brooks E, Early SR, Gundersen DC, Shore JH, Gendel MH. Сравнение вариантов мониторинга употребления психоактивных веществ и лечения среди программ медицинского обслуживания врачей. Я Джей Наркоман. 2012;21(4):327–334. doi: 10.1111/j.1521-0391.2012.00239.x. [PubMed] [CrossRef] [Академия Google]
4. DuPont RL, McLellan AT, Carr G, Gendel M, Skipper GE. Как лечат зависимых врачей? Национальный обзор программ медицинского обслуживания. J Subst лечение злоупотребления. 2009;37(1):1–7. doi: 10.1016/j.jsat.2009.03.010. [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
5. Hamza H, Bryson EO. Поддерживающая терапия бупренорфином у медицинских работников с опиоидной зависимостью, возвращающихся в клиническую практику: скрытое противоречие. Мэйо Клин Proc. 2012;87(3):260–267. doi: 10.
1016/j.mayocp.2011.09.007. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
6. Маклеллан А.Т., Скиппер Г.С., Кэмпбелл М., Дюпон Р.Л. Пятилетние результаты когортного исследования врачей, лечившихся от расстройств, связанных с употреблением психоактивных веществ, в Соединенных Штатах. БМЖ. 2008; 337: а2038. doi: 10.1136/bmj.a2038. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
7. Shanafelt TD, Boone S, Tan L et al (2012) Выгорание и удовлетворенность балансом между работой и личной жизнью среди врачей США по сравнению с населением США в целом. Arch Intern Med. doi:10.1001/archinternmed.2012.3199, опубликовано в сети 20 августа 2012 г. [PubMed]
8. Ассоциация американских медицинских колледжей. Центр изучения трудовых ресурсов. Данные по специальности врача за 2008 год. www.aamc.org/download/47352/data/specialtydata.pdf. По состоянию на 25 августа 2012 г.
9. Коллинз Г.Б., Макаллистер М.С., Дженсен М., Гуден Т.А. Исходы лечения ординаторов в анестезиологии от химической зависимости: результаты опроса.