Долгое возвращение домой: НОТЫ Владимир Коровицын — Долгое возвращение домой

Долгое возвращение домой

В октябре 2013 года мы совместно с нашими сочинскими друзьями и коллегами приняли приглашение туапсинских товарищей провести ближайшие выходные на природе в пос. Гойтх. Вечером за столом разговор зашел о событиях семидесятилетней давности, происходивших в этих местах, о попытках фашистов прорваться к Туапсе и мужестве наших воинов, сдержавших натиск врага и обративших его в бегство. В качестве презента принимающей стороне мы преподнесли две мои книги о воздушных боях на Кубани в годы Великой Отечественной войны. И совершенно неожиданно для себя услышали от местных жителей историю о том, что буквально в 800 метрах от посёлка есть место падения советского истребителя. Ещё в 70-х годах прошлого века местные мальчишки нашли там пистолет ТТ с погнутой рукояткой, который вместе со значком «Воин-парашютист» (его получали все курсанты лётных училищ после первого учебного прыжка с парашютом) впоследствии забрал участковый.

Эта история нас очень заинтересовала, и мы решили, не откладывая дело в долгий ящик, утром посетить место падения и по возможности собрать максимум информации для установления имени пилота и обстоятельств его гибели.

Обломки «чайки»

Близость посёлка способствовала тому, что крупных фрагментов самолета за прошедшие годы не сохранилось. На бруствере небольшой воронки из листвы виднелись костные останки лётчика, среди которых нами были найдены элементы парашютной системы и пуговицы со звёздами от гимнастёрки. Предыдущий опыт работы на местах падения самолётов позволил без особых усилий, даже по тем незначительным сохранившимся фрагментам, определить тип самолёта – И-153 «чайка». На одном из найденных лючков был выбит номер 7812, который мы первоначально приняли за заводской номер самолёта. В тоже время на фрагменте ящика от пулемётных лент был обнаружен выбитый номер 7822, который тоже вполне мог быть заводским номером самолёта. Собрав останки пилота, мы вернулись в Гойтх и в очередной раз были удивлены откровениями местных о том, что, оказывается, остальные обломки этого самолёта лежат в куче металлолома на окраине посёлка.

Среди нагромождений железа самого разного периода и назначения без труда угадывались самолётные конструкции. Опытным взглядом отметили, что имеем дело с фрагментами двух самолётов: И-153 и ЛАГГ-3. Вероятно, где-то совсем рядом с посёлком, есть ещё одно место падения, но с этим разберёмся позже. Сейчас из общей массы аккуратно извлекали обломки «чайки» и внимательно их обследовали. На одной из конструкций фюзеляжа нашелся ещё один выбитый на алюминии номер 6646.

Вечером, вернувшись домой, мы засели за изучение архивных документов. Оказалось, что все три самолёта числились в книгах учёта пятой воздушной армии, сражавшейся на Туапсинском направлении.

Вышли на след

В частности И-153 № 6646 упоминался в документах 931 истребительного авиационного полка, как прошедший полевой ремонт после боевых повреждений в октябре 1942 года. «Чайка» с номером 7822 19.09.1942 года после ремонта поступила в состав 482 ИАП, который через 5 дней после этого передал всю материально-техническую часть в состав 267 ИАП и убыл на переформирование. В свою очередь, в конце октября 267 ИАП передал оставшиеся в строю самолёты в состав 931 ИАП, который в декабре 1942 года передал самолёты в 975 ИАП. Необходимых документов за этот период, чтобы проследить движение самолёта с номером 7822, у нас в наличии не было.

Третий, найденный номер 7812, начиная с декабря 1942 года, числится за 975 ИАП и упоминается как потерянный при боевой работе полка в феврале 1943 года. В этот период линия фронта ушла далеко на запад, уже был освобождён Краснодар, и наши войска гнали врага на Таманский полуостров. Таким образом, самолёт И-153 № 7812 можно исключить из возможных вариантов, найденной «чайки» вблизи пос. Гойтх. А детали с разными номерами могли оказаться на разных самолётах во время прохождения ими ремонта.

В нашем распоряжении были списки потерь самолётов пятой воздушной армии начиная с декабря 1942 года. Самолётов И-153 с номерами 7822 и 6646 в этих документах не было. Значит «чайки» с интересующими нас номерами были потеряны ранее в октябре или в ноябре 1942 года. Оставалось проверить потери за этот период. Нам уже было известно, что в октябре на «чайках» под Туапсе воевал 267 ИАП, а в ноябре 931 ИАП. В октябре среди всех самолётов И-153, потерянных с пилотами, оставалась неизвестной судьба четырёх лётчиков, в ноябре двух.

Обрёл имя

Анализ района выполнения боевых заданий пилотами 267 ИАП, а так же сведений, полученных из немецких архивов о местах, где были сбиты советские истребители И-153, позволил установить, что найденный нами самолёт не мог быть потерян в октябре 1942 года. Оставались два возможных варианта в ноябре: лейтенант Краснобаев и старший сержант Пшенко из состава 931 ИАП.

В деле «Лётные происшествия 931 ИАП» содержатся записи о том, что лейтенант Краснобаев не вернулся с боевого задания по штурмовке войск противника в районе Навагинская-Шаумян-Гойтх. В отношении старшего сержанта Пшенко было записано следующее: «19.11.1942 г. при штурмовке войск противника в районе Гойтх — г. Каменистая сбит малокалиберной зенитной артиллерией. Упал в лес в 1 км юго-восточнее Гойтх на территории занятой противником, лётчик погиб».

Обстоятельства гибели старшего сержанта Пшенко идеально укладывались в картину, обнаруженную нами на месте падения самолёта, но для полной уверенности этого было недостаточно, а номеров самолётов в Актах расследования причин лётных происшествий не содержалось. При помощи наших московских коллег удалось разыскать в ЦАМО РФ необходимые документы. В частности в деле «Список потерь самолётов и моторов 931 ИАП за ноябрь 1942 года» указано, что самолёт И-153 № 6646 был потерян при боевой работе 19.11.1942 года, а в докладной о потере этого самолета записано, что его пилотом был ст. с-т Пшенко.

Именной список безвозвратных потерь начальствующего и рядового состава частей пятой Воздушной Армии за период с 1 по 30 ноября 1942 г.:

«..12. Пшенко Николай Михайлович, старший сержант, пилот 931 ИАП, член ВЛКСМ, 1917 г.р., уроженец БССР, Витебская обл., Лепельский р-н, Святский с/с, кадровый, 19.11.1942 г. не вернулся с боевого задания.

Отец – Пшенко Михаил Гаврилович, проживал по адресу: БССР, Витебская обл., Лепельский р-н, Святский с/с, с. Держан».

Возвращение на родину

Работа по установлению имени погибшего пилота была завершена. С момента обнаружения останков лётчика до момента установления его имени прошло немногим больше недели. Теперь нам предстояла работа по поиску в Белоруссии родственников лётчика, погибшего в небе над Туапсе.

Это заняло совсем немного времени. Белорусы помнят об этой войне и хранят память о своих земляках, сложивших головы на полях сражений. Вот и в Слободском школьном музее Лепельского района, как дорогие реликвии, хранятся часы старшего сержанта Пшенко, подаренные им своему младшему брату Павлу во время побывки дома перед самой войной. Оба брата пропали без вести на фронтах Великой Отечественной войны, но мать всю жизнь продолжала ждать их возвращения и лишь перед самой смертью в 1991 году передала их личные вещи и фотографии в местный музей. Двоюродная внучка Николая Михайловича вспоминала, как её прабабушка ждала своего сына… Годами стояла, опершись локтями на калиточку, да так, что там образовались углубления в деревяшках. Всё на дорогу смотрела, вглядывалась, может Коля идёт….

Торжественная передача останков ст. с-та Пшенко белорусской стороне для захоронения на Родине, состоялась в Краснодаре 17. 02.2014 г., а уже 20 февраля останки были преданы земле рядом с могилой матери. Спустя 72 года мать дождалась сына с войны, и теперь они будут вместе уже навсегда.

Dance Planet. Fort Edition. часть 7. Долгое возвращение домой

Эй…. псст… Ты куда, пацанчик?

А вот как выглядел билет на Dance Planet. Евросеть-version.

Я что-то на скорую руку сготовил поесть перед уходом… Так что перекусили.
Диману тоже большое спасибо и респект за предоставленные удобства!

Ну что, все вещи собрали, ничего не забыли? Тогда поехали!

Спускаемся в лифте…

Пробежки по эскалаторам, бегом к вагону. В общем как обычно…
Ну вроде успели…

Едем… Балкон с цветами…

Электричка понтовая 🙂

Наше расписание.

Высоко едем…

Бологое.

Ещё одна обложка получилась 🙂

06.07.2009
Неожиданно в поезде нас атаковал человек-паук.

Ещё поездка запомнилась «Анакомом». Его запах витал в вагоне постоянно. К «Титану» выстраивались целые очереди с пластиковыми коробками «Анакома». Как это вообще кушать можно? (Хотя по молодости и сам ел )))

Человек-паук нападает…

Очередные громадные развалины.

Патриотичный Тамбов.

Деревянный вагон.

Тут полил проливной ливень с градом.

Чтобы враг не прошёл.

Эх… Родной мой город… Выйдешь на мост, и сразу видно как на набережной сияет своей красной крышей консерватория…

Путь продолжается.

Брат отвык ходить после 23-го часа нахождения в поезде 🙂
Поднимаемся по лестнице в Ртищево.

Над нашим поездом.

Все неспешно стоят, что-то разглядывают… Один я ношусь от одного конца моста к другому, пытаясь увидеть что-нибудь интересное.

Ветер.

Ну что, пошли по Ртищево гулять. Как-никак почти 40 минут здесь стоять.. .
С другой стороны ничего интересного…

Поэтому возвращаемся на сторону вокзала.

И снова Ленин… (слева)

Здание администрации. Когда этот фонтан работает, наверное красиво!

Ленин и Слава.

Труду.

Не смотря на понедельник, центральная улица девственно чиста… Пробок тут нет. Не ездит никто…

Клумба с цветами и проросшая сквозь плиты трава. Что-то тут не только никто не ездит, но даже и не гуляет.

Это я один гулял — остальные-то не стали со мной связываться, и спокойно себе направлялись в сторону поезда.

Ну а я полез в заросли кустов. Какой-то советский рисунок на домах… Уже выцвел, как в Припяти 🙂

Не успели мы вернуться в поезд, как нас атаковала черепашка ниндзя!

Аткарск.

Ну всё, терпения больше нет… Больше суток рядом со стоп-краном и не воспользоваться???

Итог поездки — то за чем мы ехали — не состоялось, однако время мы провели просто прекрасно!
Спасибо Диме и Вере за приём, а ещё Саше, Виталиону и Юре. Ну и конечно же моему брату и Оле! Поездка без Вас вообще не имела бы смысла!

Предыдущие части:
часть 1. дорога
часть 2
часть 3. Петергоф
часть 4. Open-air, которого не было
часть 5. Утром в Питере
часть 6. По каналам Питера

Tags: #Саратов, Аткарск, РЖД, Ртищево, Санкт-Петербург, Саратовская область, Тамбов, Тамбовская область, блог, путешествия

Долгий путь домой, Сару Брайерли, Мягкая обложка

1.

Вспоминая

Когда я рос в Хобарте, на стене моей спальни висела карта Индии. Моя мама — моя приемная мать — поместила ее туда, чтобы я чувствовал себя как дома, когда я приехал из этой страны в возрасте шести лет, чтобы жить с ними в 1987 году. Ей пришлось учить меня тому, что представляет собой карта — я был совершенно необразованным. Я даже не знал, что такое карта, не говоря уже о форме Индии.

Мама украсила дом индийскими предметами — там было несколько индуистских статуй, медные украшения и колокольчики, много фигурок слонов. Тогда я не знал, что это не обычные предметы для австралийского дома. Еще она положила в мою комнату через комод ткань с индийским набивным рисунком и резную деревянную куклу в ярком наряде. Все эти вещи казались чем-то знакомым, даже если я не видел ничего подобного раньше. Другой приемный родитель мог бы принять решение, что я достаточно молод, чтобы начать свою жизнь в Австралии с чистого листа, и что меня можно воспитывать без особого упоминания о том, откуда я родом. Но мой цвет кожи всегда выдавал бы мое происхождение, и в любом случае она и мой отец решили усыновить ребенка из Индии по причине, о которой я расскажу позже.

Сотни географических названий на карте плавали передо мной все мое детство. Задолго до того, как я смог их прочитать, я знал, что необъятная V Индийского субконтинента была местом, изобилующим городами и поселками, пустынями и горами, реками и лесами — Гангом, Гималаями, тиграми, богами! очаровать меня. Я смотрел на карту, теряясь в мысли, что где-то среди всех этих имен было место, откуда я пришел, место моего рождения. Я знал, что он называется «Гинестлей», но было ли это название города, или поселка, или деревни, или, может быть, даже улицы — и где его искать на этой карте — я понятия не имел.

Я тоже не знал точно, сколько мне лет. Хотя в официальных документах мой день рождения указан как 22 мая 1981 года, индийские власти установили этот год, и майская дата была днем ​​моего прибытия в приют, из которого меня предложили на усыновление. Необразованный, сбитый с толку мальчик, я не мог толком объяснить, кто я и откуда.

Сначала мама и папа не знали, как я потерялся. Все, что они знали — все, что знали все, — это то, что меня подобрали на улицах Калькутты, как это еще тогда называли, и после того, как попытки найти мою семью потерпели неудачу, меня поместили в приют. К счастью для всех нас, Брайерли усыновили меня. Итак, для начала мама и папа указывали на Калькутту на моей карте и говорили, что я оттуда родом, но на самом деле я впервые услышал название этого города, когда они его произнесли. Только через год после моего приезда, как только я добился некоторого прогресса в английском, я смог объяснить, что я приехал вовсе не из Калькутты — поезд доставил меня туда с железнодорожного вокзала недалеко от «Гинестлей». Эта станция могла бы называться что-то вроде «Брамапур», «Берампур». . . Я не был уверен. Все, что я знал, это то, что это было далеко от Калькутты, и никто не мог помочь мне найти его.

Конечно, когда я впервые приехал в Австралию, упор был сделан на будущее, а не на прошлое. Меня познакомили с новой жизнью в совершенно другом мире, отличном от того, в котором я родился, и мои новые мама и папа приложили много усилий, чтобы справиться с проблемами, которые принес опыт. Мама не слишком беспокоилась о том, что я сразу же выучу английский, так как знала, что это придет в процессе повседневного использования. Вместо того, чтобы пытаться подтолкнуть меня к этому, она подумала, что с самого начала гораздо важнее утешить меня, позаботиться обо мне и завоевать мое доверие. Для этого вам не нужны слова. Она также знала по соседству индийскую пару, Салин и Джейкоба, и мы регулярно навещали их, чтобы вместе поесть индийской еды. Они говорили со мной на моем родном языке, хинди, задавали простые вопросы и переводили инструкции и вещи, которые мама и папа хотели, чтобы я знала о том, как мы будем жить вместе. Будучи таким юным, когда я заблудился, и родом из самого простого происхождения, я тоже мало говорил на хинди, но понимание кем-то было огромным подспорьем в том, чтобы чувствовать себя комфортно в моем новом окружении. Мы знали, что Салин и Джейкоб могут помочь нам во всем, что мои новые родители не могли передать с помощью жестов и улыбок, поэтому мы никогда не застревали.

Я довольно быстро освоил новый язык, как это часто бывает с детьми. Но сначала я очень мало говорил о своем прошлом в Индии. Мои родители не хотели заставлять меня говорить об этом, пока я не был готов, и, очевидно, я не подавал признаков того, что много думал об этом. Мама помнит время, когда мне было семь лет, когда я ни с того ни с сего очень расстроилась и закричала: «Меня родила!» Позже она узнала, что я расстроился из-за того, что забыл дорогу к школе рядом с моим индейским домом, где я наблюдал за учениками. Мы согласились, что это, наверное, уже не имеет значения. Но в глубине души это имело для меня значение. Мои воспоминания были всем, что у меня было из моего прошлого, и про себя я думал о них снова и снова, пытаясь убедиться, что я не «зачал».

На самом деле прошлое никогда не покидало меня. Ночью вспыхивали воспоминания, и мне было трудно успокоиться, чтобы заснуть. Днем, как правило, было лучше, с большим количеством деятельности, чтобы отвлечь меня, но мой ум всегда был занят. Вследствие этого и моей решимости не забывать, я всегда отчетливо вспоминал свои детские переживания в Индии, как почти полную картину — моя семья, мой дом и травмирующие события, связанные с моей разлукой с ними, оставались свежими в моей памяти. , иногда очень подробно. Некоторые из этих воспоминаний были хорошими, а некоторые — плохими, но я не мог иметь одно без другого и не мог отпустить их.

Мой переход к жизни в другой стране и другой культуре был не таким трудным, как можно было бы ожидать, скорее всего потому, что по сравнению с тем, что я пережил в Индии, было очевидно, что мне лучше в Австралии. Конечно, больше всего на свете я хотел снова найти свою мать, но как только я понял, что это невозможно, я понял, что должен использовать любую возможность, чтобы выжить. Мама и папа были очень нежны с самого начала, всегда давали мне много объятий и заставляли меня чувствовать себя в безопасности, защищенной, любимой и, прежде всего, желанной. Это много значило для ребенка, который потерялся и испытал, каково это, когда никто не заботится о нем. Я легко сдружился с ними и очень скоро полностью им доверился. Даже в шестилетнем возрасте (я бы всегда согласился на 1981 как год моего рождения), я понял, что мне дан редкий второй шанс. Я быстро стал Сару Брайерли.

Оказавшись в безопасности в своем новом доме в Хобарте, я подумал, что, возможно, было бы неправильно зацикливаться на прошлом — часть новой жизни заключается в том, чтобы держать старое под замком — поэтому я держал свои ночные мысли при себе . Сначала у меня все равно не было языка, чтобы объяснить их. И в какой-то степени я также не осознавал, насколько необычной была моя история — она меня расстраивала, но я думал, что это просто то, что случается с людьми. Только позже, когда я начал рассказывать людям о своем опыте, я понял по их реакции, что это было необычно.

Иногда ночные мысли перетекали в день. Я помню, как мама и папа водили меня посмотреть фильм на хинди «Салам Бомбей»! Его образы маленького мальчика, пытающегося выжить в одиночестве в расползающемся городе в надежде вернуться к своей матери, так остро вызывали тревожные воспоминания, что я плакал в темном кинотеатре. После этого родители водили меня только на веселые фильмы в стиле Болливуда.

Даже грустная музыка любого рода (особенно классическая) могла вызывать эмоциональные воспоминания, поскольку в Индии я часто слышал музыку, исходившую из чужих радиоприемников. Видеть или слышать детский плач также сильно повлияло на меня, вероятно, из-за воспоминаний о моей младшей сестре Шекиле. Самым эмоциональным было увидеть другие многодетные семьи. Я полагаю, что даже в моем счастье они напомнили мне о том, что я потерял.

Но в конце концов я заговорил о прошлом. Всего через месяц или около того после моего приезда я в общих чертах описал Салин свою индийскую семью — мать, сестру, двух братьев — и то, что я был разлучен со своим братом и потерялся. У меня не было ресурсов, чтобы объяснять слишком много, и Салин мягко позволил мне вести историю туда, куда я хотел, вместо того, чтобы давить на меня. Постепенно мой английский улучшился; мы говорили на хинглише, но все учились. Я рассказал маме и папе еще кое-что, например, о том, что мой отец ушел из семьи, когда я был совсем маленьким. Однако большую часть времени я концентрировался на настоящем: я начал ходить в школу, заводить новых друзей и обнаруживать в себе любовь к спорту.

В один из дождливых выходных, чуть больше года спустя после моего приезда в Хобарт, я удивила маму и себя, рассказав о своей жизни в Индии. Я, вероятно, стал чувствовать себя более уверенно в своей новой жизни, и теперь у меня было несколько слов, чтобы рассказать о своем опыте. Я поймал себя на том, что рассказываю ей больше, чем когда-либо прежде, о своей индийской семье: о том, как мы были настолько бедны, что часто голодали, или о том, как моя мать заставляла меня ходить по домам по соседству с кастрюлей, чтобы выпрашивать остатки еды. . Это был эмоциональный разговор, и во время нашего разговора мама держала меня крепко. Она предложила вместе нарисовать карту того места, откуда я родом, а пока она рисовала, я указывал, где на нашей улице дом моей семьи, путь к реке, где играли все дети, и мост, под которым ты ходил. чтобы добраться до вокзала. Мы проследили маршрут пальцами, а затем детально нарисовали планировку дома. Мы указываем, где спал каждый член моей семьи, даже порядок, в котором мы ложились ночью. Мы вернулись к карте и доработали ее по мере улучшения моего английского. Но в водовороте воспоминаний, вызванных первым составлением этой карты, я вскоре рассказывал маме об обстоятельствах моего заблудшего, а она смотрела на меня с изумлением и делала заметки. Она нарисовала на карте волнистую линию, указывая на Калькутту, и написала: «Очень долгое путешествие».

Пару месяцев спустя мы поехали в Мельбурн, чтобы навестить других детей, которые были усыновлены из того же приюта в Калькутте, что и я. Восторженные разговоры на хинди с моими приемными товарищами неизбежно очень живо возвращали прошлое. Впервые я сказал маме, что место, откуда я родом, называется «Гинестлей», и когда она спросила меня, о чем я говорю, я уверенно, хотя и несколько нелогично, ответил: «Ты отведи меня туда, и я покажись. Я знаю дорогу.

Произнести вслух название моего дома впервые с момента прибытия в Австралию было все равно, что открыть выпускной клапан. Вскоре после этого я рассказал еще более полную версию событий любимой в школе учительнице. Более полутора часов она тоже писала заметки с тем же изумленным выражением лица. Какой бы странной мне ни казалась Австралия, для мамы и моего учителя слушать, как я говорю об Индии, должно быть, было все равно, что пытаться понять то, что произошло на другой планете.

• • •

История, которую я им рассказал, была о людях и местах, которые я снова и снова перебирала в своей памяти с тех пор, как приехала в Австралию, и о которых я буду часто думать, когда вырасту. Неудивительно, что тут и там есть пробелы. Иногда я не уверен в деталях, таких как порядок, в котором произошли инциденты, или сколько дней прошло между ними. И мне может быть трудно отделить то, что я думал и чувствовал тогда, будучи ребенком, от того, что я стал думать и чувствовать в течение последующих двадцати семи лет. Хотя неоднократные повторные посещения и поиски в прошлом подсказок могли нарушить некоторые улики, большая часть моего детского опыта остается в моей памяти яркой.

Тогда для меня было облегчением рассказать свою историю, насколько я ее понял. Теперь, после событий, которые изменили мою жизнь после моего тридцатилетия, я воодушевлен перспективой того, что рассказ о своем опыте может вселить надежду в других.

2.

Потеряться

Некоторые из моих самых ярких воспоминаний — это дни, когда я присматривал за своей младшей сестренкой Шекилой, когда мы играли в прятки. Она всегда смотрела на меня обожающими глазами, и мне было приятно быть ее защитником и героем. В прохладное время года мы с Шекилой проводили много ночей в одиночестве в холодном доме, словно только что вылупившиеся цыплята в гнезде, гадая, вернется ли наша мать домой с какой-нибудь едой. Когда никто не приходил, я доставал постельное белье — всего несколько рваных простыней — и прижимался к ней, чтобы согреться.

В жаркие месяцы года моя семья присоединялась к другим, с кем мы делили дом, и собиралась во дворе, где кто-то играл на фисгармонии, а кто-то пел. В те долгие теплые ночи у меня было настоящее чувство принадлежности и благополучия. Если было молоко, женщины приносили его, а мы, дети, делились им. Малышей кормили первыми, а если что-то и оставалось, то отведывали старшие. Я любил затяжное ощущение его липкой сладости на моем языке.

В те вечера я обычно смотрел вверх, поражаясь тому, каким прекрасным было ночное небо. Одни звезды ярко сияли во тьме, другие лишь мигали. Я задавался вопросом, почему вспышки света внезапно проносятся по небу без всякой причины, вызывая у нас «ох» и «ааа». После этого мы все жались друг к другу, закутавшись в наши постельные принадлежности на твердой земле, и закрывали глаза во сне.

Это было в нашем первом доме, где я родился, который мы делили с другой индуистской семьей. У каждой группы была своя сторона большой центральной комнаты с кирпичными стенами и незапечатанным полом из коровьих лепешек и грязи. Это было очень просто, но уж никак не шалаши — эти лабиринты трущоб, где живут несчастные семьи мегаполисов вроде Мумбаи и Дели. Несмотря на близость кварталов, мы все ладили. Мои воспоминания об этом времени одни из самых счастливых.

Моя мать, Камла, была индуисткой, а отец — мусульманином — необычный для того времени брак, который продлился недолго. Мой отец проводил с нами очень мало времени (позже я узнал, что он взял вторую жену), и поэтому моя мать воспитывала нас одна.

Моя мать была очень красивой, стройной, с длинными блестящими черными волосами — я помню ее как самую прекрасную женщину на свете. У нее были широкие плечи и конечности, сделанные из железа от всей ее тяжелой работы. Ее руки и лицо были, по обычаю, татуированы, и большую часть времени она носила красное сари. Я мало что помню об отце, так как видел его всего несколько раз. Я помню, что он был одет в белое сверху донизу, лицо у него было квадратное и широкое, а его вьющиеся темные волосы были с проседью.

Помимо моей матери и моей младшей сестры Шекилы, чье имя, в отличие от нас, было мусульманским, были также мои старшие братья Гудду и Каллу, которых я любил и уважал. Гудду был высоким и стройным, с вьющимися черными волосами до плеч. Он был светлокожий, и его лицо напоминало лицо моей матери. Обычно он носил короткие шорты и белую рубашку — вся наша одежда была поношенной у соседей, но из-за жары нам много не нужно было. Каллу был тяжелее Гудду, широкий сверху донизу, с редкими волосами. С другой стороны, у меня были короткие, прямые, густые волосы, и в детстве я был очень худым; мое лицо больше походило на лицо моего отца, чем на лицо моей матери.

Когда мой отец жил с нами, он мог быть жестоким, вымещая на нас свое недовольство. Конечно, мы были беспомощны — одинокая женщина и четверо маленьких детей. Даже после того, как он уехал, он хотел вообще избавиться от нас. По настоянию своей новой жены он даже пытался заставить нас покинуть этот район, чтобы освободиться от бремени, которое налагало наше присутствие. Но у матери не было денег, чтобы уехать, негде было жить и не было другого способа выжить. Ее маленькая сеть поддержки не выходила за пределы нашего района. В конце концов, мой отец и его жена сами покинули этот район и переехали в другую деревню, что немного улучшило наше положение.

Я был слишком молод, чтобы понять разлуку родителей. Моего отца просто не было рядом. Несколько раз я обнаруживал, что мне давали резиновые шлепанцы и говорили, что он купил новую обувь для всех нас, но кроме этого он ничем не помогал.

Единственное яркое воспоминание о том, что я видел своего отца, было, когда мне было четыре года, и мы все должны были пойти к нему домой, чтобы навестить его новорожденного. Это была настоящая экспедиция. Моя мама встала и оделась, и мы по ужасной жаре пошли, чтобы успеть на автобус. Я помню, как увидела, как из билетной кассы навстречу мне идет моя мать, ее образ смутно сгущается в колеблющемся тепле, исходящем от асфальта. Я внимательно следил за Шекилой, измученной испепеляющей температурой. Поездка на автобусе заняла всего пару часов, но с прогулкой и ожиданием дорога заняла целый день. На другом конце был еще час ходьбы, и когда мы добрались до деревни, уже стемнело. Мы провели ночь, прижавшись друг к другу, в подъезде дома, принадлежавшего знакомым моей матери людям (внутри у них не было места, но ночи были жаркие, и это не было неприятно). По крайней мере, мы были на улице.

Только наутро, после того, как мы поделились хлебом и молоком, я узнал, что мамы с нами нет — ей не разрешили. Итак, нас, четверых детей, провожал по дороге общий знакомый наших родителей к отцу. Моя мать ждала в доме своей подруги.

Несмотря на все это — или, возможно, не обращая внимания на большую часть этого, — я был очень рад видеть своего отца, когда он приветствовал нас у дверей. Мы вошли внутрь и увидели его новую жену и познакомились с их ребенком. Мне показалось, что его жена была к нам добра — она приготовила нам хороший ужин, и мы остались у него на ночь. Но среди ночи меня разбудил Гудду. Он сказал, что они с Каллу улизнули, и спросил, не хочу ли я пойти с ними. Но все, что я хотел сделать, это спать. Когда я снова проснулся, то услышал, как отец отвечает на громкий стук в дверь. Какой-то мужчина видел, как мои братья бежали из деревни в открытую местность за ее пределами. Мужчина беспокоился, что на них могут напасть дикие тигры.

Позже я узнал, что Гудду и Каллу пытались сбежать той ночью — они были расстроены происходящим в нашей семье и хотели уйти от нашего отца и его другой жены. К счастью, утром их нашли целыми и невредимыми.

Но одна проблема переросла в другую: тем же утром, стоя на улице, я увидел приближающегося отца и понял, что он гонится за моей матерью, а за ним следует еще пара человек. Недалеко от меня она вдруг остановилась и повернулась на каблуках к нему лицом, и они стали спорить и сердито кричать. Вскоре к ним присоединились другие люди с обеих сторон. Возможно, их личный спор привел к напряженности между индусами и мусульманами, и она быстро переросла в конфронтацию. Индусы выстроились с моей матерью лицом к мусульманам, которые были на стороне моего отца. Вспыльчивость накалилась до предела, и было много обменов оскорблениями. Мы, дети, тянулись к матери, гадая, что будет со всем этим криком и толкотней. Затем, к своему удивлению, мой отец швырнул небольшой камень, который попал моей матери по голове. Я был прямо рядом с ней, когда ее ударило, и она упала на колени, ее голова кровоточила. К счастью, этот акт насилия, похоже, шокировал и толпу, скорее охлаждая, чем возбуждая ее. Пока мы ухаживали за моей матерью, толпа с обеих сторон начала расходиться.

Индусская семья нашла комнату, чтобы приютить нас на несколько дней, пока моя мама отдыхала. Потом нам рассказали, что моего отца забрал милиционер и на день-два запер его в камерах поселкового отделения милиции.

Этот эпизод запомнился мне как пример мужества моей матери, повернувшейся лицом к своим преследователям, а также уязвимости бедняков в Индии. На самом деле, это была просто удача, что толпа отступила. Мою мать — и, возможно, всех нас — легко могли убить.

Хотя мы не были воспитаны как мусульмане, после того, как мой отец ушел, моя мать перевезла нас в мусульманскую часть города, где я провел большую часть своего детства. Возможно, она считала, что там нам будет лучше, поскольку район был менее бедным. Даже после того, как мы переехали, я не помню, чтобы в детстве у меня были какие-либо религиозные наставления, кроме случайного посещения местной святыни. Но я помню, как однажды мне просто сказали, что я больше не должен играть со своими старыми друзьями, потому что они индусы. Пришлось искать новых друзей-мусульман. Тогда религии не смешивались, и люди тоже.

Когда мы переехали в наш новый дом, мы все взяли с собой все, что у нас было, кроме посуды и постельных принадлежностей. Я держал в руках мелкие предметы, такие как скалка и легкие кастрюли и сковородки. Я был взволнован тем, что оказался в новом месте, хотя я действительно не знал, что происходит. Тогда я не понимал, что такое религия. Я просто видел мусульман как людей, которые носили другую одежду, чем индусы; мужчины были одеты во все белое, у некоторых были длинные бороды и белые шапки на головах.

В нашем втором доме мы жили одни, но в более тесном помещении. Наша квартира была одной из трех на первом этаже здания из красного кирпича, и пол у нас был такой же, как и раньше, из коровьих лепешек и глины. Всего одна комната, в одном углу был небольшой камин, а в другом глиняный бак для воды, чтобы пить и иногда умываться. Была одна полка, где мы хранили наши спальные одеяла. Только богатые люди могли позволить себе электричество, поэтому мы обходились свечами. Я боялась пауков, которые будут ползать по стене. Мыши тоже были, но они меня не беспокоили так, как насекомые. Конструкция всегда немного разваливалась — мы с братьями иногда вытаскивали кирпич и выглядывали наружу для развлечения, прежде чем ставить его на место.

В нашем городе, который я знал как Гинестлей, обычно было жарко и сухо, за исключением сильных муссонных дождей. Гряда больших холмов вдалеке была источником реки, протекавшей мимо стен старого города, и в сезон дождей река выходила из берегов и затопляла окружающие поля. Мы обычно ждали, пока река отступит после того, как прекратились дожди, чтобы мы могли вернуться к попыткам поймать мелкую рыбу в более управляемых водах. В городе сезон дождей также означал, что низкий железнодорожный подземный переход заполнился водой из ручья, который он пересекал, и стал непригодным для использования. Подземный переход был излюбленным местом для игр местных детей, несмотря на пыль и гравий, которые сыпались на нас дождем, когда поезд пересекал дорогу.

В частности, наш район с разбитыми и немощеными улицами был очень беден. В нем проживало множество городских железнодорожников, и для более богатых и знатных горожан он был буквально не на той стороне путей. Нового было не так много, а некоторые здания разваливались. Те, кто не жил в коммунальных постройках, жили в крохотных домиках, как и у нас: одна-две комнаты в узких извилистых переулках, обставленные самой простой мебелью — полки здесь и сям, низкая деревянная кровать и кран над водостоком. , возможно.

По улицам бродили коровы, даже в центре города, где они могли спать посреди самых оживленных дорог. Свиньи спали семьями, ночью собирались вместе на углу улицы, а днем ​​уходили на поиски всего, что могли найти. Это было почти так, как если бы они работали с девяти до пяти, а затем отправлялись домой спать. Кто знал, принадлежали ли они кому-нибудь — они просто были там. Большинство людей не ели свинину, так как она считалась нечистой. Были еще козы, которых держали мусульманские семьи, и куры, клюющие в пыли.

К сожалению, было также много собак, которые меня пугали — некоторые были дружелюбны, но многие были непредсказуемыми или злобными. Я особенно боялся собак после того, как одна из них погналась за мной, рыча и лая. Убегая, я споткнулся и ударился головой о сломанную плитку, торчащую из старой дорожки. Мне повезло, что я не потерял глаз, но получил серьезную рану по линии брови, которую сосед заделал повязкой. Когда я, наконец, продолжил свой путь домой, я столкнулся с Бабой, нашим местным святым, который давал советы и благословлял местных жителей. Баба сказал мне никогда не бояться собак — они укусят вас только в том случае, если почувствуют, что вы их боитесь. Я пытался помнить об этом совете, но продолжал нервничать из-за собак на улице. Я знал от своей матери, что у некоторых собак есть смертельная болезнь, которой можно заразиться, даже если они не сделают ничего хуже, чем укусят вас. Я все еще не люблю собак, и у меня все еще есть шрам.

Поскольку моего отца не было рядом, маме пришлось нас содержать. Вскоре после рождения Шекилы она ушла работать на стройки. Поскольку она была сильной женщиной, она могла выполнять тяжелую работу, таская на голове тяжелые камни и камни под палящим солнцем. Она работала шесть дней в неделю с утра до заката за горсть рупий — что-то вроде доллара и тридцати центов. Это означало, что я почти не видел ее. Часто ей приходилось уезжать в другие города по работе, и она могла отсутствовать по нескольку дней. Было очень приятно видеть ее идущей по улице после нескольких дней отсутствия. Вы не могли не заметить ее, так как она всегда носила красное сари. Обычно по субботам она приходила домой и часто приносила немного еды. Тем не менее, она все еще не могла заработать достаточно денег, чтобы обеспечить себя и четверых детей. В десять лет Гудду тоже пошел на работу, и его первая длинная смена, около шести часов мытья посуды в ресторане, приносила ему меньше полрупии.

Мы жили одним днем. Было много случаев, когда мы выпрашивали еду у соседей или выпрашивали деньги и еду на улицах у рынка и около вокзала. Иногда мама отправляла меня вечером стучать в двери и просить объедки. Я начал с металлической чаши. Какие-то хмурые люди сердито кричали: «Уходи!» в то время как у других может быть что-то, чтобы дать мне — может быть, немного кичери, риса бирьяни (рис, прослоенный мясом) или карри из йогурта. Иногда меня ругали, если я был слишком настойчив.

Однажды я нашел возле своего дома частично разбитую стеклянную банку. В нем был огурец манго, но большая его часть была соскоблена. Я решил пальцами достать то, что осталось в банке. Я старался избегать осколков стекла, но был так голоден, что проглатывал все, что мог вычерпать.

Часто, прогуливаясь по окрестностям, я видел посуду, оставленную снаружи для мытья. Я обычно проверял, не прилипло ли что-нибудь ко дну кастрюли. Обычно любая оставшаяся еда была покрыта мухами, которых я отгонял, прежде чем съесть то, что осталось. Иногда рядом шлялась собака, и я не знал, лизнула она горшок или нет. Я брал камень и прогонял его, прежде чем съесть то, что осталось. Когда вы голодаете, вы не слишком разборчивы в том, что кладете в рот. В дни, когда еды не было, вы просто не ели.

Голод ограничивает вас, потому что вы постоянно думаете о том, чтобы достать еду, оставить ее себе, если она попадется вам в руки, и не знать, когда вы собираетесь есть в следующий раз. Это порочный круг. Вы хотите чем-то наполнить желудок, но не знаете, как это получить. Недостаток еды парализует вас и заставляет жить час за часом вместо того, чтобы думать о том, чего бы вы хотели добиться за день, неделю, месяц или год. Голод и нищета крадут ваше детство и лишают вас невинности и чувства безопасности. Но мне повезло, потому что я не только выжил, но и научился процветать.

• • •

Одно большое влияние, которое наш мусульманский район оказал на мое воспитание, было неприятным — обрезание примерно в трехлетнем возрасте. Я не знаю, почему мне пришлось терпеть это, хотя мы и не были обращенными в ислам, — возможно, моя мать сочла разумным придерживаться некоторых местных обычаев, чтобы сохранить мир, или, может быть, ей сказали, что это требование нашего проживания там. По какой-то причине это было сделано без анестезии, поэтому неудивительно, что это одно из моих самых ярких и самых ранних воспоминаний.

Я играл на улице, когда ко мне подошел мальчик и сказал, что я нужен дома. Когда я добрался туда, я обнаружил, что собралось много людей, включая Саи Бабу. Он сказал мне, что должно произойти что-то важное, а мама сказала мне не волноваться, что все будет хорошо. Затем несколько соседей провели меня в большую комнату наверху нашего здания. Посреди комнаты стоял большой глиняный горшок, и мне сказали снять шорты и сесть на него. Двое из них взяли меня за руки, а другой встал позади меня, чтобы поддержать рукой мою голову. Двое оставшихся мужчин прижали мое тело к земле, и я села на глиняный горшок. Я понятия не имел, что происходит, но мне удавалось сохранять спокойствие, пока не появился другой человек с бритвенным лезвием в руках. Я вскрикнул и попытался вырваться, но они крепко держали меня, пока мужчина ловко резал. Было очень больно, но прошло за секунды. Он перевязал меня, и моя мать вынесла меня и позаботилась обо мне на кровати.

Через несколько минут Каллу вышел в комнату наверху, и с ним произошло то же самое, но не с Гудду. Возможно, он уже сделал это.

Той ночью в округе устроили вечеринку с пиршеством и пением, но мы с Каллу могли только сидеть на крыше и слушать. Нам не разрешали выходить на улицу в течение нескольких дней, в течение которых нас заставляли поститься и носить только рубашку без брюк, пока мы выздоравливали.

• • •

Долгая дорога домой (2018) — КиноПоиск0001

• Актеры и съемочная группа
• Отзывы пользователей

IMDbPro

Первоначальное название: Temporada

• 2018

РЕЙТИНГ IMDb

7.0/10

773

ВАШ РЕЙТИНГ

Для того, чтобы Устроившись на новую работу в качестве сотрудника отдела общественной санитарии, Джулиана переезжает из центральной части города Итауна в столичный город Контагем в Бразилии. В ожидании ч… Читать всеЧтобы устроиться на новую работу в качестве сотрудника отдела общественной санитарии, Джулиана переезжает из центральной части города Итауна в столичный город Контагем в Бразилии. В ожидании, когда ее муж присоединится к ней, она приспосабливается к своей новой жизни, знакомится с людьми и открывает для себя новые ужасы. .. Читать всеЧтобы устроиться на новую работу в качестве сотрудницы отдела санитарии, Джулиана переезжает из центральной части города Итауна. в столичный город Contagem в Бразилии. В ожидании, когда к ней присоединится муж, она приспосабливается к своей новой жизни, встречаясь с людьми и открывая новые горизонты, пытаясь преодолеть свое прошлое.

• Режиссер
  • Андре Нове Оливейра
• Сценарист
  • Андре Нове Оливейра
• Звезды
  • Grace Passô
  • Russo Apr
  • Rejane Faria

Посмотреть производство, кассу и информацию о компании

• Награды
  • 10 побед и 13 номинаций

Фотографии

Лучшие актеры

Грейс Пассо

• Юлиана

Russo Apr

• Russão

Rejane Faria

Hélio Ricardo

Juliana Abreu

Renato Novaes 9 0005

• Режиссер
  • Андре Нове Оливейра
• Сценарист
  • Андре Нове Оливейра
• Все актеры и съемочная группа
• Производство, кассовые сборы и многое другое на IMDbPro

Еще подобное

В сердце мира

Следопыт

All I Desire

Mars One

Водолей

Пути Софи

Свадебный костюм

Габриэль и гора

Опыт

R Ising Tones Cross

То, что случилось, было. ..

Точно так же, как наши Родители

Сюжетная линия

Отзывы пользователей2

Обзор

Избранный обзор

6/

10

фильм или документальный фильм?

Это кино, но похоже на документальное. Игра актрисы великолепна, но медленна, а искусство за кадром очень тонкое и легкое. Финальная сцена не имеет смысла или становится слишком плохой. Этот фильм — хороший показатель только для тех, кто любит личное документальное кино. Моя оценка 6/10.

полезно•4

2

• mounsieurlapao
• 28 декабря 2019 г.

Лучшие подборки

Войдите, чтобы оценить и просмотреть список для персональных рекомендаций 9000 5

Войти

Подробнее

• Дата выпуска
  • 20 ноября , 2019 (Франция)
• Страна происхождения
  • Бразилия
• Язык
  • Португальский
• Также известен как
• Производственная компания
  • Filmes de Plástico
• См.

  No related posts.